— Она? — искренне удивилась Шер. — Ник, как она меня может огорчить? Ты сам сказал, что это в природе таких Тёмных? Она ведёт себя так, как диктуют ей условия того времени, откуда она попала к нам. Но если ты это знаешь, то не поведёшься.

Кажется, сегодня у неё день пожимания плечами…

— Я испугалась… — Шер внезапно замолчала, с ужасом понимая, что только что видела, как в глазах Ника проглянула самая настоящая Тьма. — …я испугалась, Ник, что тебя столкнули с ничейной полосы между Тьмой и Светом… Во Мрак, — выдохнула она, вздрогнув черными зрачками в глубине тёплых серых глаз. — А то, что подумал ты, что могла подумать я… — Шер покачала головой. — Нет, не то…

В первый раз за многие месяцы Ник ощутил, как когтистая лапа Тьмы аккуратно цепляет его изнутри.

"Испугалась? Испугалась, что тебя столкнули во Тьму? И поэтому бросила тонуть в моих объятиях?.."

Глава 313

Привычным усилием воли он прогнал этот вкрадчивый шёпот туда, где ему было самое место. Прочь из сознания.

— Это хорошо, — напряжение сделало его голос хриплым. — Это правильно… Не нужно тебе находиться там, где Тьма даёт о себе знать. Хорошо, что ты ушла… Я буду приходить, когда это станет для тебя безопасным. Для тебя и… Остальных. Как сейчас.

— Да причём тут моя безопасность?! От кого?! — выкрикнула Шер. Накатившее ощущение, что горит и рушится всё — палуба, переборки, космос, что происходит что-то непоправимое, выбивало из колеи, заставляло спешить… — Нет же, неправильно, что я ушла! Но… Когда Тьма — это твой Джерек, это одно! А когда это прекрасная женщина? И если всё вместе?! А я не могу… Я не стану, Ник, стоять на пути! Ты волен в своих чувствах! И если ты так сейчас говоришь… Значит, мой свет уже больше тебе не светит?

Она прижалась к переборке и с трудом переводила дыхание, глядя на Ника огромными глазами.

Ник смотрел на неё и не верил тому, что услышал. Не мог поверить. Не хотел…

На миг на Шер плеснуло растерянностью. Потом упала глухая стена.

Ник отвернулся — и исчез. Взгляд человека не мог уследить за Одарённым, который задействовал Ускорение.

Сухо щёлкнули замки, фиксируя штурмана в кресле. Так же сухо прозвучал сигнал блокировки дверей изнутри.

— Адам. Не открывать. Никому. Даже капитану. Я опасен.

Голос, ронявший приказы в тишину кокпита, был сух, как песок пустыни где-то на побережье далёкой родины его народа.

Потом он упал в Силу, как падают со скалы в море — раскинув руки…

И исчез в ней, растворившись, как ещё одна крупинка соли среди мириадов других.

…он плыл в этом бесконечном океане, не имеющем ни берегов, ни дна, лишённый телесности и всего, что могло быть связано с нею — и смотрел на себя, приколотого к ложементу, как мотылёк к правилке, чёрно-багровым остриём боли и гнева.

Это было неприглядное зрелище.

Все долгие месяцы, когда он бегал, прятался, срывал одну операцию за другой, сдавал агентов Джерека, он старался не касаться Тьмы. Учитель почуял бы его… Потом, когда Римон, ещё не ставший Риком, подхватил его на околосолнечной орбите Дженериса, он думал, что сжёг в ярости звезды всё, что связывало его с прошлым — и Тьму тоже. Иначе как бы он смог продержаться так долго и не убить никого, чтобы восстановить свои силы?

А потом появилась Шер. Огонёк в беззвёздной ночи. Даже сейчас, там, где нет ничего, кроме Силы, он мог безошибочно угадать, где она…

Сегодня Тьма проснулась. Он сдержал её, когда Леди — да, безусловно Леди, теперь он это видел, — сознательно или нет, но спровоцировала ситуацию, в которой их застала Шер.

Но он мог не оказаться в этой ситуации.

Он мог отказаться от разговора с глазу на глаз.

Мог остаться на камбузе или уйти в их с Шер каюту, или вернуться в кокпит, наконец.

Он захотел узнать, что ему скажет фалиенка. И в этом ему было некого винить, кроме себя.

Теперь, глядя со стороны на себя самого, Ник видел, что переоценил себя и свою стойкость. Стоило рядом оказаться Тёмной — и его собственная Тьма подняла голову, готовая защищать то, что считала своим. Этот разговор там, в коридоре… Он извлекал слова и фразы из чёрного сгустка в штурманском кресле, пересыпал из одной несуществующей ладони в другую. Перебирал, рассматривал. Менял местами, поворачивал другой стороной. Изучал.

У каждого слова есть много сторон. У каждой стороны — свой оттенок значения, смысла. Зачастую радикально меняющий суть всего сказанного. И это работало в обе стороны. Каждый из них услышал своё. То, что страшило больше всего.

Испугалась. Она так сказала. И дальше смотрела глазами своего страха и слушала его ушами. И говорила его голосом…

У Ника тоже был свой страх. Однажды обнаружить, что его огонёк больше ему не светит. Что от него отвернулись. Что больше он не нужен, и ему остаётся только брести обратно во Тьму, из цепких объятий которой он, как ему думалось, вырвался. Потому что без этого света в мире не останется больше ничего.

И он не мог там, в замкнутой скорлупке корабля, думать о других значениях и смыслах услышанных слов. Мог только не верить. Ни на мгновение не верить, что услышанное им — правда.

Это неверие он унёс с собой в рубку и теперь изучал его внимательно и пристально, как, может быть, Шер изучала данные своих пациентов. Ставил диагноз самому себе.

Его так задело это "не буду стоять на пути" — почему? Потому что для него это означало — "я не стану бороться за тебя"? Потому что он — стал бы?

О да… Не просто встал бы на пути — костьми бы лёг, но не отдал, не уступил кому бы то ни было, если бы вдруг в её жизни появился другой мужчина. И плевать, насколько сильнее мог бы оказаться этот соперник. Ей — не сказал бы ни слова. Потому что она действительно свободна в своих чувствах. Но другой мужчина?

Одному из них пришлось бы умереть или отступить. Отступить Ник не мог. При одной мысли о том, что кто-то ещё может быть рядом с нею, Тьма взвилась бы как ужаленная — и горе тому, кто её разбудил…

Он ждал от неё такого же отношения?

Но чем, по сути, оно отличалось от чувства собственничества — неотъемлемой черты всех Тёмных? От этого неукротимого: "Моё! Только моё!"