Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зачем нам Вэйми? У тебя, кстати, жена, она бы всё сделала сама! — напомнила док вполголоса, чтобы всяким искинам, которые везде, пришлось бы понапрягать свои аудиосенсоры. — Я и идти могла, просто мне так нравится, когда меня держишь ты… — сияние улыбки не покидало ее глаз, лица и даже растрёпанных невзгодами жизни прядей волос.
— Так будет быстрее, это во-первых, — отмёл возражения штурман. — А во-вторых, жена не для того, чтобы она всё делала сама, а для того, чтобы её любить и носить на руках. И баловать…
Он замолчал, вспомнив сорвавшуюся у Шер фразу. Там, поющую вечность назад.
— Кстати… Мы так тебя замучили своей опекой, да?
Она закрыла ему рот своими тёплыми губами. Как когда-то, ещё в самом начале, когда они только обживали этот корабль. Когда тут всё у всех было впервые. Каюты, вахты… нежность.
— Забудь? — попросила она. — Всё, что было сказано и сделано в коридоре и раньше. Это слова, только слова. А про то, что у нас настоящее — я тебе не дам забыть.
И док коснулась губами морщинки в уголке волевого рта мужа.
Ник только крепче прижал её к себе.
— Уже забыл…
Но там, глубоко внутри, он знал, что не забудет этого вечера никогда. И никогда не позволит ему повториться.
— …и тут Дэй этому пирату отвечает: "Могу сделать для вас салат, который вы никогда не забудете". Он спрашивает: "Такой вкусный"?" "Нет, — отвечает Дэй, — такой, что ваш корвет на реактивной тяге обгонит скорость гиперпрыжка".
Нос кушибанина забавно дёрнулся от тихого смешка, уши вскинулись и опали.
Айрен рассмеялась, просто и искренне, чувствуя, как внутри ослабевает узел захлестнувших ее эмоций. Она даже начала думать, что все хорошо.
— Бус, — отсмеявшись сказала она, заметно смутившись, — прости, конечно, но… можно тебя погладить?
Если бы чешуя могла залиться румянцем, ящерица бы точно покраснела.
Старпом покосился на неё весёлым глазом.
— А я уж думал, ты так и не попросишь, — ухо легло так, чтобы его было удобнее гладить. — Можно и нужно. Я, знаешь ли, тоже люблю, когда меня чешут.
— Просто не хотела обидеть, ты же понимаешь, — когти ящерицы заскользили по белому меху, прекрасно чувствуя, где надо надавить сильнее, где слабее, а где почесать просто необходимо. Всего пара минут, и кушибанин растянулся у неё на коленях с блаженным видом и разве что не мурчал.
Воздух стал словно тяжелее, гуще. Айрен замерла, прислушиваясь. Где-то совсем рядом нарастало что-то тёмное, переполненное болью. И такое узнаваемое.
Сила вспыхнула болью. И все оборвалось, словно музыка мгновенно стихла на мучительно высокой ноте.
— Твою мать… — едва слышно прошептала фалиенка. Обострившимся чутьём она ощущала ещё один комок боли — совсем рядом. Вот теперь Шер было действительно плохо. А насколько плохо Нику, было не понять — Сила молчала так, словно его вообще здесь не было.
Кушибанин беспокойно приподнялся, напрягся, собираясь соскочить с коленей Айрен. Он тоже уловил происходящее.
— Нет, — Айрен придержала его, не давая спрыгнуть, — не ходи. Чуешь, как он закрылся? Ему явно надо побыть одному.
Она повела головой, словно принюхиваясь.
— И к ней — тоже не надо. Просто поверь мне. Не надо.
— Но им же плохо! — настаивал Бус. — Я должен им помочь.
— Иногда человеку нужно побыть одному. Подумать. Успокоиться. Ещё раз подумать.
Айрен машинально потёрла шею, вспоминая прощальный взгляд, которым одарил её Ник. Ей что-то очень не хотелось с ним встречаться.
— Это семейная ссора, Бус. Они же друг друга любят — и скоро поймут, что нужны друг другу. Третий только помешает.
Кушибанин неуверенно оглянулся на неё.
— Ты думаешь?
Он посерел, потом покраснел и наконец вернулся к привычной белой окраске.
— Я на самом деле мало что понимаю в семейных отношениях, — сознался он. — Меня выкрали совсем маленьким… Я почти ничего не помню о том, что такое семья. Ты, наверное, тоже, но у тебя хотя бы круг общения был более… разнообразный, чем у меня. Было где набраться хоть каких-то знаний… Хорошо, я не буду вмешиваться. Но если они не успокоятся… Я всё-таки пойду.
— Пошли на камбуз, — решила ящерица, — выпьем там что-нибудь. И я расскажу, что здесь случилось. А если ты потом тоже решишь меня придушить, я хоть смогу прятаться за Вэйми.
— Придушить? — лицо кушибанина по выразительности не уступало человеческому. Он решительно спрыгнул на пол и направился к выходу. — Пойдём. Похоже, всё куда запутаннее, чем мне казалось. Насухую тут не разберёшься.
Глава 314
На камбузе фалиенка получила в своё распоряжение рюмку сладкой фруктовой настойки из личных запасов старпома.
И начала рассказывать. Подробно, спокойно. И совершенно безжалостно.
Она не смотрела ни на Буса, ни на Вэйми, только на стол перед собой.
Объясняла, что это была за игра — совершенно обычный, необходимый ритуал при встрече двух Тёмных, которые не бросаются сходу рвать друг друга в клочья. Просто способ прощупать противника, оценить его силы, настроение.
Вот только это хорошо именно для противника.
И такая игра — это та самая клетка, о которой и говорил кушибанин. И стоится она собственными руками.
Но даже здесь Айрен не разворачивалась в полную силу — провокации были довольно слабыми, да и закончить она их собиралась довольно быстро. Просто не могла удержаться — попробовать когтём собеседника было так же естественно, как дышать.
Вот только она никогда не думала, что эти танцы могут зацепить кого-то ещё.
Сцена, свидетелем которой невольно стала Шер, была описана с математической точностью. И то, как воспринимался со стороны штурман на колене. И даже злополучная пуговица. Айрен даже сдвинула в сторону ворот блузки, показывая надетую под неё майку — сколько бы пуговиц она ни потеряла — её внешний вид всё ещё оставался довольно приличным.
Но Шер даже не попыталась разобраться. И её реакции хватило Нику, чтобы по-настоящему разозлиться.
И хуже всего было то, что она признавала и правоту штурмана и то, что он действительно мог решить проблему так, как обещал. Разъярённый Тёмный мог просто убить того, кто был причиной его гнева.
Это было нормально.
Пальцы фалиенки снова потёрли шею — тяга к чужому горлу была визитной карточкой тёмных во все времена. И она прекрасно знала это ощущение, когда невидимые пальцы сдавливают шею. Только до этого ей везло. А вот сейчас повезёт ли? Ведь ответить на такую угрозу ей было нечем.
Пока она говорила, на камбузе стояла мёртвая тишина. Никто не проронил ни слова. Не переспросил ни о