Мухаммед Али видел, как легко Наполеон вторгся в Египет, и это произвело на него глубокое впечатление. Он решил, что Египту необходимо делать то же, что делают европейцы, в особенности французы – чтобы никакой Наполеон и никакой лорд Нельсон не могли больше ворваться сюда, словно великовозрастные хулиганы на детскую площадку, и начать разборки между собой, не обращая внимания на местных жителей.

Но в чем же был секрет Наполеона? Али знал, что Наполеон лишил власти французских священнослужителей, закрыл церковные школы и выстроил на их месте светскую систему образования. Мухаммед Али решил сделать то же и в Египте. Он обрезал государственное финансирование улемов, благотворительных организаций, религиозных школ и мечетей. Приказал всем религиозным организациям предъявить документы, дающие им право владеть землей; разумеется, это было им не под силу, поскольку их права владения восходили к временам раннего Средневековья, три-четыре империи назад. Так что Али отобрал у них земли в пользу государства. В Египте по-прежнему существовало элитное сословие мамлюков, отвечавших за сбор налогов, однако Али видел, что в Европе государства собирают налоги сами, без посредников. Поэтому Мухаммед Али пригласил самых видных мамлюков к себе на ужин и там, недолго думая, всех их перебил. Затем запустил программу скоростного построения современных дорог, создания современных школ и так далее. Всё это была, так сказать, первая проба реформ, которым в XIX веке предстояло повториться еще не раз в самых разных местах исламского мира.

Однако эти скоростные реформы обанкротили Египет, и, чтобы остаться на плаву, Мухаммеду Али пришлось влезать в долги. Занимал деньги он, разумеется, у европейских банкиров, которые настаивали, чтобы за действиями правительства Мухаммеда Али надзирали европейские финансовые советники – просто чтобы убедиться, что деньги не будут потрачены впустую.

Тем временем Мухаммед Али – точнее, его претензии на Сирию – начал раздражать османов. Сами они были уже слишком слабы, чтобы с ним справиться, поэтому обратились за помощью к британцам. Те ответили, что охотно протянут руку помощи, и всё, что требуется от османов взамен – подписать договор, предоставляющий европейцам на турецкой земле некоторые привилегии. Был организован консорциум европейских государств, готовых войти в этот договор – так сказать, сообщество желающих; и, когда улеглась пыль, Мухаммед Али оказался надежно заперт в границах Египта, зато европейцы стали могущественными игроками на всем Леванте. Теперь осталось лишь разрешить «восточный вопрос», а именно: как разделить между европейскими странами восточное Средиземноморье, которое они намереваются «опекать»?

Египет был самой богатой добычей, на него нацелились и Британия, и Франция. Мухаммед Али к тому времени уже официально объявил себя наследственным правителем Египта, с передачей власти сыновьям, внукам и так далее; и в следующие несколько десятилетий эти цари-губернаторы Египта, хедивы, как их называли, уступили британцам концессию на строительство в Египте железных дорог; затем задобрили Францию щедрым контрактом на постройку Суэцкого канала; а затем, чтобы англичане не чувствовали себя обиженными, дали им право на создание Египетского Национального банка и единоличное владение им. Откаты со всех этих предприятий хедивы, естественно, клали себе в карман. К чему клонилось дело – догадаться несложно.

Тем временем потомки Мухаммеда Али решили, что будущее Египта – в хлопке. Текстильные мануфактуры в Европе первыми прошли индустриализацию, так что для хлопка там открылся огромный рынок – а хлопок в долине Нила в самом деле рос превосходный. Около 1860 года цена хлопка на мировом рынке вдруг взлетела до небес. Тогдашний хедив, мот и плейбой восточного мира по имени Исмаил, возмечтал о том, как и сам он, и его страна сказочно разбогатеют. Он занял у европейских банкиров огромные суммы, чтобы индустриализировать производство хлопка в Египте за несколько дней: накупил за бешеные деньги хлопкоочистительных машин и другой подобной техники, думая, что, как только Египет начнет продавать хлопок, это всё отобьется.

Однако рост цен на хлопок оказался очень кратковременным: он был вызван Гражданской войной в США, которая прекратила экспорт хлопка из тамошних южных штатов и заставила английские текстильные предприятия искать сырье в других местах. Едва Гражданская война в США закончилась, цены вернулись на прежний уровень – а Египет оказался разорен. Теперь банкиры и финансовые консультанты взялись за страну всерьез. К каждому египетскому правительственному чиновнику был приставлен отдельный европейский советник. Восточный вопрос был так и не решен – за полное господство над Египтом отчаянно боролись Британия и Франция.

Британия, судя по всему, брала верх – но тем с большей решимостью Франция вцепилась в земли к западу от Египта. В период революционной смуты две семьи алжирских евреев продали Франции зерна на восемь миллионов франков, чтобы прокормить армию. Когда Наполеон пал, и во Францию вернулась монархия, король отказался признавать этот долг. Османский губернатор Алжира встретился с французским консулом, Пьером Дювалем, и потребовал объяснений. Дюваль ответил, что Франция не обсуждает с арабами денежные вопросы. В ответ губернатор ударил Дюваля по лицу… мухобойкой! Какой удар для французской гордости! L’Affaire de Mouche-Swatter («дело о мухобойке») – такое название получил этот случай во французской прессе, и никто там над этим не смеялся. Стороны обменивались новыми оскорблениями, напряжение нарастало. Случилось так, что во Франции в это время шла подковерная борьба между монархистами и либералами. Монархисты, находившиеся у власти, считали, что разрешить домашние неурядицы им поможет маленькая победоносная война. Наполеон в Египте уже доказал, что с арабами легко справиться – так что в 1830 году французы вторглись в Алжир[67].

Как они и надеялись, война вышла быстрой и победоносной. Губернатор бежал в Неаполь, бросив даже казну и оставив страну без руководства. Франция вывезла из Алжира около ста миллионов франков: примерно половина досталась французскому казначейству, остальное осело в карманах солдат и офицеров армии захватчиков.

Без правительства в Алжире образовался вакуум власти – а природа, как известно, не терпит пустоты. Вместо того чтобы сажать на трон марионеточного правителя, Франция решила включить Алжир в свой состав, в качестве трех новых провинций. Иными словами, к Алжиру она отнеслась не как к колонии, а как к части самой Франции. Было создано «товарищество на паях» для продажи алжирской земли французским гражданам, готовым переехать в новые провинции и помогать их «развивать».

Но даже здесь, в Алжире, недвусмысленно завоеванном при помощи грубой силы, иноземцы, наводнившие страну в качестве «иммигрантов», не враждовали с местными. Они просто скупили восемьдесят процентов земли, честно и по справедливости за нее заплатив, и запустили совершенно новую экономику, которая не соперничала с исконной – скорее, ее не замечала. Алжирские арабы по-прежнему были свободны выращивать, что хотят, на оставшейся у них земле, отвозить свои товары в алжирские порты (если смогут оплатить расходы на их перевозку) и торговать хоть со всем миром, если найдут покупателей (но покупатели не находились). Или же, при желании, могли бросить землю, уехать в город и начать там свое дело, если найдется стартовый капитал (но капитала не было) и если удастся получить лицензию от французских чиновников – что, по разным вполне законным и основательным причинам, тоже часто оказывалось невозможно.