Молодцы.

Ладно, сейчас он побеседует с местным начальством, а там посмотрим. Странно, что только дядя пострадал, очень странно, но…?

* * *

Харни Растум сидел в кресле и нежным взглядом смотрел на приглашение к королю. Лист пергамента грел душу, наполнял радостью сердце и ласкал глаза.

Ах, хорошо, как же хорошо!

Какой он молодец, что послушал старого друга Карна, и принял к себе эту лекарочку! Как дальновидно он поступил! Как благоразумно!

Сам себе Растум признавался, что без лекарки не видать бы ему наград, как своей… спины. Когда он добрался до лечебницы, то ожидал чего угодно.

Шума, гама, криков, скандалов… нет!

Шум, конечно, был, но по сравнению с возможными неприятностями, это было почти что райское пение.

Все было организовано и отлично работало. Во дворе на тюфяках сидели и лежали пострадавшие, горело множество костров, так что холодно не было, всех уже накормили по одному разу, а кое-кого и по второму, никто не был оставлен без помощи, в лечебнице спешно разбирались и уплотнялись силами самих больных, кое-кого уже и спать отправили…

И над всем этим царила маленькая лекарка. Впрочем, маленькой она в тот момент не казалась.

Она переходила от одного больного к другому, успевая и приглядеть за всем, и отдавать приказания, и организовать работу других людей, и рявкнуть на кого-то из соседей, которые явились с едой, слишком тяжелой для истощенных людей — казалось, что у нее сорок глаз кольцом вокруг головы.

К тому моменту, как Растум принял бразды правления, ему уже и делать ничего не надо было, просто приглядывать. Правда, и сама Ветана свалилась, как подкошенная, но главное уже сделала. Ах умничка, какая же хорошая девочка…

И как правильно поняла все тонкости момента!

Конечно, она все сделала сама, но ведь он принял ее на работу! Учил, руководил, наставлял, и разве не заслуживает он награды за свою дальновидность?

Еще как заслуживает! Вот и…

Размышления Харни прервал скрип двери.

Ну что еще такое?

Не могут обойтись без него? Дайте уж пожать момент своей славы!

Предвкушение момента, пусть, но это не менее сладостно, чем сама награда. Харни вскинул глаза вверх, и осекся, потому что в комнату, которая вдруг стала маленькой и очень неуютной, входил человек, которого в Раденоре боялись, как огня.

Герцог Моринар.

Белесый палач.

Харни и сам не понял, как оказался на ногах, вытянувшись в струнку.

— В-ваша свет-тлость…

— Садитесь…

От повелительного жеста герцога, Растума буквально бросило обратно в кресло. Моринар садиться не собирался. Он нависал над Харни темной тенью и недобро улыбался.

— Расскажите мне, кто вчера лечил моего дядю?

— В-вашего дядю, ваша светлость?

Рамон нахмурился, понимая, что толку не будет. Да, этот испуганный толстяк сейчас рассказал бы ему все, вплоть до цвета нижнего белья любовницы, но он не может рассказать то, чего не знает.

— Вчера мой дядя, герцог Алонсо Моринар, был ранен. Его доставили к вам. Сегодня ему плохо. Кто его лечил?

Харни на миг задумался.

— Ваша светлость, мне сложно сказать. Ночью здесь дежурила госпожа Ветана…

— Она здесь?

— Я отослал ее домой. Девушка устала…

Рамон усмехнулся. Где живет госпожа Ветана, он отлично знал. Что ж, успеет он ее навестить…

— Что с больными, которых мы к вам направили?

— Все хорошо, люди лечатся…

Дверь скрипнула.

— Харни, в лечебнице не хватит перевязочного материала! Еще немного, и мы на повязки занавески порвем!

Рамон улыбнулся, разворачиваясь к входящему.

— Карн!

— Ваша светлость? Что случилось?

— Карн, кто лечил моего дядю вчера ночью?

— Я и лечил. Вета занималась основной массой, а мы с Бертом перевязали канцлера и отправили домой. Да там царапина, разве что чистить пришлось, пара колец от кольчуги попала…

— Ему стало плохо. Он весь горит, у него лихорадка…

Удивленное и огорченное лицо Карна сказало Рамону больше, чем тысяча уверений.

Карнеш не знал, что происходит. Он действительно поступил так, как говорит, и не понимает, что происходит.

— Я заеду к вам?

— Да, разумеется.

Рамон распрощался, и покинул лечебницу. Пару минут он думал, не отправиться ли к лекарке, но потом махнул рукой. Его еще ждала прорва работы, да и в порт заехать надо, а то акула из дома, рыба в пляс…

Пока дядя болеет, на него пойдет двойная нагрузка. Рамон чуть усмехнулся.

Как часто люди мечтают о кончине богатых дядюшек? Чаще, чем хотелось бы храмовникам, это точно. А он готов заплатить, чтобы дядя пожил подольше.

Жизнь — особа с весьма черным и едким юмором, это уж точно.

* * *

Харни Растум только-только перевел дух от прихода Палача, только подумал, что жизнь успокаивает свое течение, как в дверь опять постучали.

Ну, тут уж Харни и вскочил, и в поклоне согнулся…

Приближенного Фолкса в Алетаре знали. Легенды ходили о его мстительности, злопамятности, жестокости и коварстве. Но — исключительно тихим шепотом. Донесут еще, мигом станешь следующим героем легенд.

— Приближенный…

— Садись, дитя Света, — махнул рукой Фолкс. Сверкнули драгоценные камни в перстнях, и Харни мгновенно преисполнился зависти. Хоть он и не бедствовал, а все же позволить себе рубин с голубиное яйцо величиной, и густо-синий сапфир не меньшего размера попросту не мог. И не по чину, и не по деньгам. — Ты, верно, гадаешь, что привело меня сюда?

— что бы это ни было — не сомневаюсь, что это ко благу всех детей Света! — отрапортовал Харни, предано выпучив глаза.

Фолкс усмехнулся.

Конечно, в эти гримасы он не поверил, но тут же главное, чтобы ему не мешали? Правильно?

— Истинно рассуждаешь, дитя Света. В Храме один из слуг его выступил с предложением…

Харни всем видом изображал напряженное внимание и любопытство, но молчал.

— Случается ведь и так, что люди здесь умирают…

— Мы не можем спасти всех, — помрачнел Харни. — Пытаемся, но не всегда получается…

— Я не виню тебя в этом, но не горько ли, что люди уходят в мир иной, не очистив перед этим душу?

— Горестно сие, — закивал Харни, всеми силами запихивая обратно ядовитый вопрос: «прачек пришлете?». И не прогадал.