— Дело в том, — уже в полном отчаянии выпалила девушка, — что я не совсем понимаю, как следует держать себя с Ричардом Дейкерсом.

Октавиус смотрел на нее с таким видом, словно до него только что дошло.

— Стало быть, — угрюмо произнес он, — этот Дейкерс пытается за тобой приударить. Просто удивительно, как я не замечал прежде. И он тебе совершенно не нравится, так?

Тут, к его разочарованию, Аннелида едва не расплакалась.

— Нет! — воскликнула она. — Нет! Ничего подобного… правда. То есть я хотела сказать, хотела сказать, что я не понимаю… — Она беспомощно смотрела на Октавиуса. А дядя, как она чувствовала, находился на грани нервного срыва, что случалось с ним крайне редко. Мисс Беллами уязвила его самолюбие. Как он крутился и пыжился перед ней, распустил перья! Аннелида очень любила дядю, и ей стало его жалко.

— Не обращай внимания, — сказала она. — Тут и говорить-то не о чем. И прости, дорогой, если я испортила тебе настроение. Теперь не захочешь идти на эту чудесную вечеринку.

— Да, я расстроен, — сердито отозвался Октавиус. — Но на вечеринку пойду.

— И иди. Я повяжу тебе галстук, будешь у меня настоящим красавцем.

— Вот что, дорогая, — заметил Октавиус, — это ты будешь у меня настоящей красавицей. Это же радость для меня — вывести тебя в свет. Я буду тобой страшно гордиться.

— О, черт! — воскликнула Аннелида. Бросилась к дяде, крепко обняла его. Он смутился и несколько раз легонько похлопал ее по спине.

Тут дверь в магазин отворилась.

— А вот и он, — прошептал Октавиус, глядя поверх ее головы. — Дейкерс пришел.

Попав с солнечного света в темноту лавки, Ричард, щурясь, различил смутные очертания двух фигур, и ему показалось, что Аннелида просто повисла на шее Октавиуса. Он выждал несколько секунд, она отошла от дядюшки, напоследок поправив платок в его жилетном кармашке.

Ричард старался не смотреть на Аннелиду.

— Я пришел, — заявил он, — прежде всего извиниться перед вами.

— Не стоит извинений. Это я вела себя глупо.

— И еще сказать, что я очень рад. Мэри говорила, вы согласились принять приглашение на вечеринку.

— О, она была так любезна. Просто околдовала дядю.

— Мы с вами люди воспитанные, не так ли? Вежливо сейчас говорим.

— Уж куда лучше, чем ссориться из-за пустяков.

— Так я могу за вами зайти?

— Нет необходимости. Нет, правда. Вы будете заняты приготовлениями к празднику. А дядя будет просто счастлив сопроводить меня. Он сам так сказал.

— Да, конечно. — Теперь Ричард смотрел прямо ей в глаза. — А вы плакали, — тихо заметил он. — И еще испачкались, прямо как маленькая девочка. У вас на щеке серое пятно.

— Ничего страшного. Сейчас же пойду и приеду себя в порядок.

— Помощь нужна?

— Нет.

— Сколько вам лет, Аннелида?

— Девятнадцать. А почему вы спрашиваете?

— Мне двадцать восемь.

— Прекрасно сохранились для своего возраста, — вежливо заметила Аннелида. — И уже успели стать знаменитым драматургом.

— Всего лишь сочинителем пьес.

— Думаю, после написания этой последней вы вправе называться драматургом.

— Дерзости, как посмотрю, вам хватает, — задумчиво произнес Ричард. И через секунду добавил: — Как раз сейчас Мэри читает мою пьесу.

— Она ей нравится?

— Возможно. Но зря. Она считает, я написал ее для нее.

— Но как же так? Ведь она очень скоро это поймет.

— Я вроде бы уже говорил вам: вы плохо знаете людей театра.

Тут, к его удивлению, Аннелида заявила:

— Зато я знаю, что умею играть.

— Да, — согласился он. — Конечно, умеете. Вы очень хорошая актриса.

— Но вы же не видели меня на сцене.

— А вот и ошибаетесь.

— Ричард!

— Даже удивлен, что вы называете меня просто по имени.

— Но где вы могли меня видеть?

— Запамятовал, знаете ли. Но все это часть большого и очень секретного плана. Скоро узнаете.

— Когда?

— На вечеринке. Ладно, мне пора. Au revoir, дорогая Аннелида.

Ричард ушел, и некоторое время Аннелида стояла совершенно неподвижно. Она была растеряна, терялась в догадках. И еще ее переполняло счастье.

А Ричард тем временем вернулся домой, окончательно все для себя решив. И направился прямо в кабинет к Чарльзу Темплтону. Там он нашел Чарльза и Мориса Уорендера — довольно мрачные они сидели за графинчиком шерри. Увидев Ричарда, оба тотчас умолкли.

— А мы тут как раз о тебе говорили, — сообщил Чарльз. — Что будешь пить в сей неурочный час, Дики? Может, пива?

— Спасибо, пожалуй, да. Или, может, мне уйти, чтоб вы могли продолжить этот разговор обо мне?

— Нет, нет.

— Мы уже закончили, — поспешил вставить Уорендер. — Я прав, Чарльз?

— Да, думаю, да. Закончили.

Ричард налил себе пива.

— Вообще-то, — заметил он, — я заскочил с мыслью поделиться кое-какими наблюдениями в столь узком и приятном кругу.

Уорендер пробормотал что-то на тему того, что ему надобно выйти.

— Ну, разве что только в самом крайнем случае, Морис, — сказал Ричард. — К тому же эта мысль у меня возникла после ваших утренних высказываний. — Он уселся и уставился на кружку с пивом. — И разговор у нас будет не из легких, — добавил он.

Они ждали. Уорендер сидел, нахохлившись, Чарльз, как всегда, с вежливо терпеливым видом.

— Полагаю, это вопрос лояльности, если хотите, верности, — выдавил наконец Ричард. — По крайней мере, отчасти. — И он продолжил, стараясь по мере возможности сохранять полную объективность. Но вскоре понял, что запутался, и пожалел, что вообще затеял этот разговор.

Чарльз разглядывал свою руку в старческих веснушках. Уорендер потягивал шерри и время от времени украдкой косился на Ричарда.

И вот наконец Чарльз спросил:

— А нельзя ли ближе к делу?

— Мне и самому хотелось бы, — поспешно ответил Ричард. — Понимаю, что-то я совсем запутался.

— Может, я помогу разобраться? Сказать, полагаю, ты хотел следующее. Ты считаешь, что написал совсем другую пьесу, которая никак не подходит Мэри. Да, действительно, написал. И считаешь, что это лучшее из написанного тобой, но боишься, что Мэри не понравится отклонение от привычных для нее канонов. Ты уже дал ей эту пьесу, и сейчас она ее читает. Ты опасаешься, что она воспримет это как знак того, что в главной роли ты видишь только ее. Я прав или нет?