Час назад, тщательно обшарив салон старого «Мерседеса», онанашла там одинокую дамскую перчатку, черную, кожаную, маленького размера.Перчатка эта могла налезть только на очень тонкую руку.

– Венечка, – прошептала Регина и осторожно коснулась губамиего губ, – как я люблю, когда ты такой…

– Какой? – спросил он, чуть отстраняясь. Но она не ответила.Она медленно и нежно скользила губами по его груди, расстегивая пуговицырубашки, одну за другой. Сначала он сидел как изваяние, с застывшим иотрешенным лицом. Но все-таки ей удалось расшевелить его. Он закрыл глаза, онапочувствовала, что сердце его забилось чаще, руки и губы ожили.

Он никогда еще не был так нежен и нетороплив. Всепроисходило словно на замедленной кинопленке. Они упали на толстый ковер, прямов гостиной, забыв о том, что не заперта дверь и в любой момент может войтикухарка или горничная. Регине показалось, что время остановилось. Она судивлением поймала себя на том, что впервые за многие годы ей не надоконтролировать своего мужа, не надо быть настороже и следить за его состоянием,особенно к финалу, когда он начинал дышать быстро и часто и руки его в любоймомент могли потянуться к ее горлу. Впервые она могла расслабитьсяпо-настоящему, ибо все эти годы даже в постели она оставалась врачом, а онпациентом – опасным и непредсказуемым.

И она расслабилась. Ей стало хорошо, как никогда в жизни.Она шептала ему какие-то быстрые, бессмысленные слова, он что-то шептал вответ, она не прислушивалась…

Глубоко дыша, не чувствуя ничего, кроме сладкой, летящейслабости, она открыла глаза и увидела его лицо. Его веки были плотно сжаты, ротприоткрыт.

– Лена… – произнес он медленно и внятно.

Майкл не спал. Он смотрел телевизор, то и дело щелкаяпультом управления, перепрыгивая с одного канала на другой. Он не понимал нислова, но хохотал до слез. Особенно забавляла его русская реклама, сделанная пообразцу американкой, но с точностью до наоборот. Шоколадки и шампунирекламировались актерами с такими омерзительными лицами и голосами, словнокто-то нарочно отговаривал покупать, Употреблять и вообще пользоваться чем быто ни было. Это было похоже на антирекламный терроризм.

«Русские так торопятся наверстать упущенное, – думал старыйпрофессор, – что забывают о здравом смысле. Они несутся сломя голову вдогонкуза капитализмом и демократией, как маленькие дети, разбивая колени и локти набегу…»

Почувствовав, что глаза слипаются, он взглянул на часы. Былобез четверти два. Майкл выключил телевизор, принял душ и, отправляясь спать,вспомнил, что надо закрыть нижний замок. Он подошел к двери, протянул руку, и вэтот момент ему показалось, что за дверью кто-то есть. Он услышал тихий скрежетв скважине верхнего замка.

– Лена? – громко позвал он. – Это ты? Скрежет прекратился.Стало тихо.

– Кто здесь? – Майкл прильнул к дверному «глазку», наплощадке было пусто.

Кроме двух замков, была еще задвижка. Майкл щелкнул ею,потом быстро закрыл дополнительный замок. В верхней скважине опять что-тозаскрежетало.

– Если вы грабитель, я вызываю полицию! – громко предупредилпрофессор.

Разумеется, никакого ответа не последовало. Майклу стало непо себе.

«Какая полиция? – подумал он. – Я не знаю номера, я вряд литам кто-то говорит по-английски». Человек за дверью стоял и не уходил.

– Уходите сейчас же! Слышите?

«Если он и слышит меня, этот странный грабитель, то вряд липонимает, – решил Майкл, – вряд ли он владеет иностранными языками. Интересно,он так и будет стоять под дверью? Я ведь не могу лечь спать, не убедившись, чтоон ушел».

– Если вы решили ночевать у этой двери, я действительновызову полицию, – сказал он громко. – Вы, вероятно, думаете, что я не сумеюсделать этого, так как не говорю по-русски. Ошибаетесь. Я найду способ, – всеэто было сказано скорее для самоуспокоения, чем для устрашения неизвестного задверью.

Послышался собачий лай. Щелкнул замок, Майкл сопя припал кдверному «глазку». Из квартиры напротив вышел мужчина с толстым боксером наповодке. Последовал звук двигающегося лифта. Собака еще раз гавкнула, мужчинапроизнес несколько слов по-русски. Грохнула дверь лифта, и Майклу показалось,что мужчине ответил женский голос. Или вообще никто не ответил? Просто хозяинобращался к своему псу. Пространство возле лифта не просматривалось через"глазок «В любом случае, – подумал старый профессор, – если кто-нибудь истоял у двери, то сосед с собакой наверняка спугнул злоумышленника».

На всякий случай он подошел к кухонному окну, котороевыходило во двор. В ярком фонарном свете Майкл разглядел мужчину с собакой ивысокую женщину в темном пальто. Она вышла из подъезда вместе с мужчиной инаправилась в противоположную сторону.

Когда Регина услышала из-за двери английскую речь, онанервно усмехнулась. Она представила себе, какой получился бы конфуз, если быона все-таки вошла в квартиру со своим пистолетом, но вместо Полянскойобнаружила бы там пожилого американца.

«Нью-Йоркец, с высшим образованием», – механически отметилаона про себя, слушая испуганные обещания вызвать полицию и осторожно вытаскиваяотмычку из замка. Она едва успела убрать руку со связкой отмычек в карманпальто и шагнуть к лифту. Из квартиры напротив вышел мужчина с боксером.

Она вызвала лифт. Боксер дернул поводок, оскалился игавкнул. Регина вздрогнула.

– Гарри, нельзя! – прикрикнул на пса хозяин. – Не боитесь,он не кусается, – обратился он к Регине, вежливо пропуская ее вперед.

– А я и не боюсь, – ответила она и попыталась улыбнуться.

В лифте было зеркало, и собственная улыбка показалась Региненатянутой, какой-то резиновой.

«Надо взять себя в руки, – думала она, – да, у меня опятьничего не вышло. Идея была неплоха – просто войти в квартиру и выстрелить вупор. Просто войти и выстрелить… Если бы это было так просто! Можно считать,мне повезло. Если бы этот смешной американец не подошел к двери именно в тотмомент, когда я пыталась ее открыть, мне пришлось бы как-то откручиваться и ябы очень здорово засветилась. А возможно, пришлось бы убить совершеннопостороннего человека, иностранца. Нет, определенно, каждый должен заниматьсясвоим делом. Хватит играть в эти бандитские игры, надо обратиться кпрофессионалу. Теперь у меня есть для этого вполне уважительная причина: мойВолков втюрился в какую-то бабу, и вполне естественно, что меня это раздражает.Собственно, так оно и есть. И выдумывать ничего не надо».

Майор ФСБ Николай Сергеевич Иевлев переживал гибельзнаменитого вора в законе Дрозда как личное горе. Без малого два года потратилмайор на этого авторитета. Дрозд сделался для него почти родным. В сейфе умайора было достаточно материалов, чтобы подвести известного авторитета подвышак. Но об этом, кроме Иевлева, не знал никто. Николай собирал материалы наДрозда осторожно и незаметно.