знакома с краеведами. Они-то и рассказали, что слухи гуляют неспроста. Пару веков назад рядом пролегал тракт, по которому гнали заключенных. Кто-то умудрялся сбегать и находил пристанище в лесу. Постепенно здесь сколотилась настоящая шайка. Они пугали местных, кого-то, кажется, даже убили, чтобы неповадно было соваться сюда. Постепенно факты забылись, остались лишь страшные сказки.

– Да, а когда я только-только попал сюда, мне рассказывали, что в двадцатых-тридцатых годах прошлого века здесь скрывались кулаки и прочие неугодные власти элементы, – встрял Слава. – Тогда еще были живы пресловутые графские развалины, но постепенно все пришло в упадок. Сейчас какие-то жалкие камни остались, и посмотреть-то не на что. Потом началась война, и всем стало не до игры в прятки… Лишь в семидесятых в лесу снова появились люди.

– Причем такие интересные, не какие-то там каторжники, – вступила уже Ира. – Богема, диссиденты, романтики… Представляешь контингент? Что-то вроде хиппи нашего разлива. Видимо, кто-то услышал легенду и решил подхватить, так по сарафанному радио молва и разнеслась. Правда, обитали они здесь недолго: условий не было. В ту пору стоял лишь жалкий деревянный сарай в глубине леса. На тот момент люди уже привыкли к городскому комфорту, а тут какая-то нищая коммуна, живущая натуральным хозяйством да милостью родных… К зиме все стихало, в апреле-мае снова начинала бурлить жизнь. Летом приезжали с палатками, причем только городские – местные по-прежнему обходили этот лес стороной.

Я призвала на помощь богатую фантазию – и все-таки смогла представить нечто подобное в советское время с превеликим трудом. Вряд ли такое самоуправство, пусть и в лесной глуши, могло существовать достаточно долго.

– Потом об этом несанкционированном лагере прознали власти, – подтвердила мои сомнения Ира. – Тогда-то и решили построить неподалеку санаторий. Природа чудесная – леса, речка, живописные холмы. Раз людям здесь нравится, пусть отдыхают, но только без богемных тунеядцев, вольнодумства и глупых пережитков прошлого в виде страшилок о вурдалаках. Местные тогда обрадовались, ведь многие нашли работу в санатории, да и безопаснее стало. Правда, ненадолго…

Так-так, кажется, мы подбираемся к самому интересному! В те годы мать Кости была уже в сознательном возрасте, наверняка многое помнила и рассказывала сыну. Официально Боб погиб в восемьдесят седьмом году – а что, если он услышал об этом месте в своих творческо-богемных кругах, постепенно проникся идеей исчезнуть из поля зрения…

Воображение наконец-то разыгралось, и я уже представила, как «красный Элвис» хладнокровно разрабатывает план собственной «гибели». И все же что-то здесь не сходилось. Разве человек, наконец-то обретший семью, искренне любящий жену и сына, согласится вот так пропасть, отказаться от самых близких людей?

Я напрягла память и соединила воедино обрывки разрозненной информации: незадолго до смерти Боб купил квартиру, обзавелся машиной, даже прошел медицинское обследование. Нет, определенно, этот человек собирался жить долго, счастливо и в достатке. Откуда же тогда эти невероятные слухи? И почему, ради всего святого, именно мне дали задание их проверить?

– К середине восьмидесятых все стало приходить в упадок, – бодро докладывал между тем перехвативший инициативу Слава. – Санаторию требовался ремонт, времена настали тяжелые, финансирования не хватало, люди подались из деревни в город… А в лесу появились новые хозяева. Те самые, что построили деревянные, но вполне добротные дома в самой глуши. Не знаю, кто навел их на эти края, но однажды, уже после исхода лириков-романтиков, здесь поселились… как бы их понятнее назвать… идейные наследники прежних каторжников. Не уголовники, а вполне себе приличные люди, с деловой жилкой. Только вот их бизнес-идеи не вписывались в реалии времени. Многим грозили реальные сроки, да еще и с конфискацией, особо одаренным и вовсе светила «вышка». Знаю по обрывкам разговоров наших соседей, кое-что довелось подслушать…

Ага, кажется, я начинала кое-что понимать. Цеховики, фарцовщики, валютчики, а то и подпольные бизнесмены, предвидя наступление смутных времен, придумали отсидеться где-нибудь в глуши. И не просто отсидеться, а исчезнуть на время, да так, чтобы их и не вздумали искать. Иными словами, пропасть физически, инсценировав собственную смерть. Постепенно в лес стали попадать и другие люди: одни бежали от жестокости близких, другие – от расправы преступников… В лихие годы, когда все вокруг были озабочены поисками куска хлеба, а в санатории открыто жили самые настоящие «братки», происходящее в глубине какой-то чащи никого не интересовало. Да и загадочный ореол местности пришелся как нельзя кстати: смельчаков, желавших попасть в лапы к «вурдалакам», по-прежнему не находилось.

– Мама не исключала, что сами легенды и натолкнули людей из леса на мысль об умелой инсценировке смерти. Ведь вурдалак – это кто-то вроде живого мертвеца, – деловито пояснил Костя. – Так люди и стали исчезать, единично, не вызывая подозрений, и сама память о них тонула в хаосе, который царил тогда в стране. Кто-то якобы попал в аварию, кто-то пропал без вести, кто-то погиб на отдыхе. Свидетелей происшествий не находилось, тел пострадавших никто не видел, зато об их смерти узнавали все. «Покойники» отсиживались здесь, выправляли новые документы, с помощью родных переводили активы за рубеж, потом спешно уезжали сами. Не сказать, чтобы через этот лес прошло много людей, но с десяток-полтора точно. Каждая операция была уникальной, штучной. Только представь, какая тонкая работа: подготовить все, разыграть инцидент, как по нотам, потом грамотно «залечь на дно»! Несколько человек осели здесь и наладили нечто вроде бизнеса. Конечно, местные что-то подозревали, но выпытывать опасались…

Затаив дыхание, я ловила каждое слово Кости. Видимо, на берегу, а потом и у темных домов я подслушивала как раз тех самых «бизнесменов». Конечно, жители Лесного не могли не догадываться о том, что под их носами творится нечто странное. А то и незаконное, учитывая подделку документов. Неизвестно еще, какими неблаговидными делами могли заниматься «злые». На ум вдруг пришли слова священника о Костиной матери: «…умерла несправедливо рано… все переживала о том, что творится вокруг». Наверняка она, выросшая в этих краях, неравнодушная к судьбе родных мест, пыталась что-то выяснить, обсуждала это со священником, который явно помогал «добрым». Кстати, а почему «покойники» вообще разделились на два лагеря?

Я привыкла изъясняться прямо, вот и теперь не стала ходить вокруг да около.

– Ира, Слава, вы ловко проникли в мой номер, но на преступников не похожи. В отличие от тех мужиков, что живут в отдалении. Из того, что удалось подслушать, – я поежилась под заметавшим молнии взглядом Кости, – стало ясно: они до сих пор обстряпывают темные делишки, а вам не доверяют. Теперь-то я понимаю, что на схеме, которую набросал мой убитый коллега, в лесу отмечены два, условно