Он так разозлился, что его назвали алкоголиком, что весь затрясся. Я подумал, что положение у него и правда незавидное. Он утратил контроль надо мной и над всеми остальными в семье…

Он сказал:

– Сын, я до сих пор не могу поверить в то, что ты наделал. Наверное, ты был под наркотой.

Я отрицал, что употреблял наркотики, но отца это не убедило.

– Все сходятся во мнении, что серийными убийцами становятся из-за родителей, – сказал я.

Не это он хотел услышать!

Отец возразил:

– Разве ты не писал мне когда-то давно, что я был хорошим отцом и это не моя вина?

Я сказал, что отправил то письмо, потому что он меня попросил, чтобы всем его показывать. Он велел мне придерживаться этой версии, потому что она правдива.

Отец сказал:

– Тут не было вины твоей матери, и моей тоже не было. Во всем виновата эта штука у тебя между ног. Слава богу, твоя мать не дожила. Что бы она подумала о тебе, Кит?

– Мамы больше нет с нами. Она умерла, – ответил я.

Он спросил, что штат сделает с моим телом, когда я умру. Я ответил, что меня, наверное, сожгут вместе с мусором или подвесят во дворе, как пиньяту. Отец шутки не понял – смерть стала для него серьезным вопросом после того, как он узнал про свой рак простаты.

Я сказал ему развеять мой прах вдоль шоссе 90 из окна «Пита-379», обязательно фиолетового, с обтекателем на крыше и хромовым обвесом. И чтобы он был вымыт и отполирован воском. Потом я подумал: Он правда волнуется за мое мертвое тело или хочет завладеть и моим прахом?

Я проглотил еще один «Сникерс» и остаток мармеладок. У отца было пара вопросов насчет вождения грузовика, и я понял, что он до сих пор соревнуется со мной. Он начал рассуждать о переключении передач, а я поправлял его: «Там на самом деле пять скоростей, пап… потом переключаешься на вторую вместо первой… рычаг в центральном положении, двигается по восьмерке… тут включается другая последовательность, 12345678910. Называется супердесятка, тебе нужно на пониженную…»

Он почти меня не слушал, делая вид, что и так все знает. Когда наконец он дошел до последнего вопроса в своем списке, то сказал, что ему пора уходить, потому что на улице его ждут друзья. Я подумал: Друзья на улице? У тебя сын в тюрьме, грязная скотина! Что для тебя важнее? Осталось же еще тридцать минут!

Чтобы задержать его, я указал на Рэнди Вудфилда, Убийцу с трассы I-5. Он разговаривал с роскошной блондинкой с большими сиськами. Рэнди был красивый парень, настоящая звезда, из команды «Грин Бэй Пэкерс». Кажется, у него каждую неделю была новая посетительница, и все с большими сиськами.

Я сказал:

– Пап, глянь вон туда. Это Джером Брудос – он делал абажуры для ламп из кожи своих жертв.

Я показал еще парочку убийц, Прайса и Брэдбери. Отец все повторял, что они выглядят как обычные люди. А кто, он думал, мы такие? Ганнибалы Лекторы? Конечно, мы обычные люди. У нас нет рогов на голове.

Тот визит закончился так же, как все остальные. Мы обнялись и попрощались, а он прошептал мне на ухо:

– Ты заслуживаешь хорошую порку за то, что мне устроил.

Он никогда не уходил, не сказав этого. Потом добавил:

– Хотел бы я перебросить тебя через колено и отшлепать.

Всякий раз, прощаясь с ним, я говорил, что люблю его. Это мог оказаться мой последний шанс. И он говорил то же самое. У него в глазах стояли слезы. У меня нет – я никогда не показывал своих слез. Слезы – признак слабости. Когда плачешь, плачешь всегда о себе. Жалеешь себя.

Пока он шел к выходу с Бетти, я напомнил себе, что у него рак и другие болезни. За все те годы, что он курил как паровоз, вдыхал газ от сварки и дым в кузнице, у него от легких ничего не осталось. Каждый раз, когда он простывает, у него может развиться пневмония. У него всегда при себе кислородный баллон. Он на антидепрессантах.

Иногда после его визитов я чувствовал себя еще хуже, чем в одиночестве. Может, я оказался в тюрьме для того, чтобы все в моей семье объединились и научились проявлять любовь друг к другу. Моя судьба оказала влияние на всех моих родных, потрясла основы самого клана Джесперсонов, и каждый раз один звук моего имени будет напоминать им, что, если быть эгоистом и нарушать закон, твоя жизнь будет разрушена. Мои страхи теперь – их страхи. Моя история будет вечно их преследовать. Она останется на подкорке у всех будущих поколений нашей семьи.

Я чувствовал свою власть над ними».

5

Лига серийных убийц

Поскольку связь с семьей у Кита практически оборвалась, если не считать редких визитов отца, он решил обзавестись новыми знакомыми. Но как? И какими именно? Определенно, ему не хотелось общаться с другими заключенными в своей тюрьме: там было слишком много подводных течений, противостояний, расовых предрассудков, слишком много стукачей, ловкачей и обманщиков. И слишком много зависти к его славе.

Он пытался сообразить, какой человек захочет переписываться с серийным убийцей. Сердобольные сотрудницы социальных служб? Подростки в поисках адреналина? Нет, подобного внимания ему хватало и без того.

Внезапно его озарило – конечно, другие серийные убийцы! Может, они душили, резали и стреляли невинных людей, но это не означает, что они – бесчувственные монстры. Вот я, например!

Они могли бы обмениваться советами и информацией, обсуждать общие проблемы, обмениваться рисунками и фотографиями, делиться своими страхами, надеждами, новостями, юридическими тонкостями, воспоминаниями и тому подобным. Кит считал себя экспертом в сфере преступлений и наказаний: «Когда меня посадили, я понятия не имел, как действует правоохранительная система. Я действовал вслепую. И только посидев в своей камере и как следует подумав, я стал в ней разбираться. Теперь я могу помогать другим пожизненным заключенным. И таким образом, возможно, узнавать что-то о себе».

В основном его корреспонденты сидели в камерах смертников, и он гордился тем, что является редким исключением. Он хвастался, что перехитрил власти. «Это само по себе большое достижение, – писал он фанату. – Серийный убийца, которого не казнят! Неслыханно!»

Он написал дружеское письмо Дэнни Роллингу, дожидавшемуся казни во Флориде за убийство пяти студентов колледжа. В своем письме Джесперсон поздравлял Гейнсвиллского потрошителя с тем, что тот