Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ему казалось, что проститутки и сутенеры заслуживают самого худшего.
7
Выживание
Большую часть времени прогулок Кит проводит, разговаривая по телефону: бесконечно описывая мельчайшие детали своей биографии любому, кто примет от него звонок за счет вызываемого абонента. Как его отец, он считает себя вправе рассуждать о чем угодно, от брака и супружеских отношений до воспитания и образования, но его любимой темой остается то, как он перехитрил сторону обвинения и избежал смертной казни. Поначалу собеседники слушали его с интересом, но к 2001 году большинство стало отказываться принимать звонки стоимостью доллар в минуту.
Журналист Роберт Айронсайд поддерживал отношения с Китом дольше всех остальных. «Кит нуждался в постоянном внимании. Он засыпал меня письмами и звонил четыре-пять раз в неделю. Я искренне ощущал свою с ним связь. Но иногда после наших разговоров я чувствовал себя вымотанным и грязным, как будто прикоснулся к чему-то дурно пахнущему. Ему нравилось пародировать звуки, которые издавали его жертвы: как они хрипели и захлебывались, делая последний вдох. Однажды он изобразил плач, имитируя голос маленькой девочки, которым жертва умоляла сохранить ей жизнь. Это напомнило мне одного политика, изображавшего женщину, которую должны были казнить. Как-то вечером он сказал своим ровным голосом: “Знаешь, Роб, убить человека куда сложнее, чем кажется”. Это звучало так, будто он говорит о тараканах».
Кит вел учет своей переписки в блокноте – привычка, оставшаяся со времен работы дальнобойщиком. В 1999-м он отправил 372 письма. Урезав свой бюджет на почтовые марки с целью приобрести принадлежности для рисования, он в 2000 году отослал только 242 письма, но получил 465. Он переписывался, среди прочих, с тремя своими детьми и двумя сестрами. Братья контактов с Китом не поддерживали.
Он подсчитал, что сделал за год около пятисот звонков за счет вызываемого абонента. Отец продолжал навещать его раз в полгода, и старшая сестра, Шерон, трижды приезжала в тюрьму. Кит составил длинный список тех, кому официально разрешались посещения, включая всех членов семьи, но никто, за исключением Леса и Бетти, не показывался с 1997 года.
Ему часто приходилось бороться с плохим настроением. «По ночам в тюрьме я мечтаю о том, чтобы еще раз повидаться с детьми. Сбежал бы я, если бы представилась возможность? Черт побери, да. Обратно в Канаду, в Чилливак. Мне надо было вернуться туда тридцать лет назад. Отцу не следовало нас увозить.
А теперь моя жизнь кончена. Иногда я хочу умереть. Если бы штат предложил мне смертную казнь, я бы согласился – если бы приговор привели в исполнение в тот же день. Но я не хочу сидеть в камере двенадцать или пятнадцать лет, дожидаясь, пока меня казнят.
Я часто думаю о своих попытках самоубийства. Может, у меня все получилось! Может, тюрьма – это ад, в который я и должен был попасть! Очень может быть. Никто не возвращался оттуда, чтобы описать, на что похож ад. Как я могу быть уверен, что не умер, приняв те таблетки?
Мое будущее – выживание, вот и все. Вероятно, я умру стариком в этих самых стенах. Я стараюсь поддерживать свое здоровье. Работаю над своей биографией. Пишу письма друзьям вроде Николя-вампира или того сумасшедшего, Анхеля. Рисую цветными карандашами. Смотрю телевизор, или тренируюсь на беговой дорожке, или поднимаю штангу, или играю в мини-гольф. Я работаю, общаюсь, играю в карты. Тут мало кто умеет играть в криббедж, а я скучаю по нему. У нас с отцом бывали горячие сражения».
В сорок семь лет Кит сказал психологу, что перестал думать о самоубийстве и начал чувствовать себя в тюрьме как дома. Из одиночной камеры внешний мир кажется ему смазанным и постепенно пропадает из воспоминаний. Как другие пожизненно осужденные, он давно перестал смотреть выпуски новостей. «Ничто из новостей на экране ни малейшим образом не может повлиять на нашу жизнь тут».
В тюремном сообществе он больше не чувствует себя изгоем или объектом нападок и насмешек. Не дрожит от страха. Благодаря своим размерам он всегда выделялся из толпы, но они же обеспечивают ему защиту. Тюремный персонал подтверждает, что он научился лучше контролировать свой гнев. Он меньше времени жалеет себя и попрекает своих тюремщиков. В каком-то смысле он проживает лучшие годы своей жизни.
Поскольку в общество Кит никогда не вернется, психотерапия ему полагается лишь эпизодически, но он старается сам разобраться в себе. «Люди говорят, я убивал без причины. Я думаю, причина была, но я не уверен, какая именно. Я пытаюсь это понять».
Он по-прежнему отказывается связывать свой сексуальный садизм с болезнью дяди Чарли или другими генетическими факторами. Он понимает, что не обладает эмпатией по отношению к другим человеческим существам, и считает это своим моральным дефектом. Он на удивление отстраненно и незаинтересованно рассуждает о таких вопросах, как социопатия и нарциссизм, эмпатия, привязанность. Обсуждая их, он говорит только о других – не о себе. Он выражает некоторое сочувствие к своим жертвам, но только если его специально об этом спрашивают. Восемь убитых женщин он воспринимает скорее как статисток в драме своей жизни.
Конфликт с отцом у них так и продолжается. В переписке и разговорах Кит продолжает называть Леса «этот идиот» или «этот сукин сын». Однако встречаются и более теплые замечания, подтверждающие неоднозначность их отношений. «Я по-прежнему люблю моего отца, – говорит он. – Люблю за его таланты, его чувство юмора, за все, чему он меня научил». А потом быстро добавляет: «Отец – проклятие всей нашей семьи. Я не хотел быть похожим на него».
В редких случаях Кит соглашается взять на себя часть вины за свои преступления. В начале 2001 года он написал приятелю:
С тех самых пор, как меня арестовали в Аризоне, я отрицал ответственность за то, что сделал. Я винил в этом других. Теперь я начинаю понимать, что у меня был выбор и я сделал его неправильно. Я – и никто другой.
Думаю, я нахожусь там, где мне самое место.
Об авторе
Джека Олсена называют «королем тру-крайма» в «Вашингтон пост» и «мастером тру-крайма» в «Ньюсдей» и других изданиях. Обладатель премии Эдгара и других престижных титулов, он является автором более десяти книг о реальных преступлениях. Он жил на острове в заливе Пьюджет, штат Вашингтон, где скончался в возрасте семидесяти семи лет 16 июля 2002 года.