class="p1">– Спасибо, – поблагодарила я. Хотя что-то в этом заявлении мне не понравилось: призрак долговых обязательств, моей собственной несостоятельности.

– Не надо благодарности. Для этого и существуют друзья. К тому же мне важно знать, где ты будешь на случай, если понадобишься мне.

Мы ели в тишине, пока на город опускалась ночь, звезды были хорошо видны за пределами света единственного уличного фонаря. Тогда до меня дошло, что щедрость Рейчел – то, что меня так восхитило, то, что казалось таким искренним – на самом деле была источником ее контроля. Рейчел была одновременно и благодетельницей, и менеджером в нашем крошечном кругу, умело направляя нас в нужное русло и обеспечивая нам привилегии, пока мы подчинялись. И хотя было очевидно, что я ей нравлюсь, она также считала себя умнее и способнее.

Прежде чем мы покинули Нью-Йорк, я позвонила Лоре и все ей рассказала на случай, если что-то пойдет не так. Она поверила мне без вопросов; в ее голосе не было ни малейшей дрожи. Правда, она хотела узнать, все ли со мной в порядке. Я заверила ее, что со мной все хорошо.

Рейчел, как я поняла, стала причиной или центром многих потерь. Я знала, как это меняет человека. И поэтому мне захотелось почувствовать себя на месте Рейчел, примерить на себя ее потери. Я вспомнила, как вырезала каждую статью о смерти моего отца и сохраняла их – иногда они занимали всего несколько строк. Его некролог был длиной едва ли с мой большой палец. Именно воспоминание о его некрологе заставило меня обратиться к статьям о смерти родителей Рейчел. А их было много: местные репортажи в «Пост-стар газетт», где целая страница отводилась описанию спасательных работ, повреждений лодки, того состояния, в котором была Рейчел, когда ее нашли. А затем, желая еще больше прочувствовать ее потери, я перешла к статьям из «Йель дейли ньюс» о самоубийстве ее соседки по комнате. С каждым прочитанным словом то, что раньше казалось невезением, предопределенностью, неизбежностью, все меньше походило на судьбу и все больше на замысел.

Рейчел скомкала бумажные обертки от гамбургеров и отнесла их в мусорное ведро.

На обратном пути мы высунули руки из окна, чтобы освежиться. Когда мы подъехали к дому, был уже поздний вечер. Рейчел поставила в гостиной пластинку; ее скрипучий звук эхом разносился по деревянному дому и вылетал через открытые окна на берег озера, где пытался – правда, безуспешно – заглушить хор сверчков.

Она устроилась на старом стуле и открыла книгу, на столе рядом с ней стоял бокал вина. Во время нашей первой поездки в Лонг-Лейк мы много времени проводили за чтением, и для этой поездки я захватила роман, который давно собиралась прочитать, – «Имя розы» Умберто Эко, толстый потрепанный том, который я взяла в кабинете Патрика.

Расположившись на диване, я открыла книгу и стала листать ее страницы, пока они вдруг не уперлись во что-то в конце. А там, на последней странице, прижатая к мягкой обложке, лежала карта. Я сразу узнала темно-синюю обратную сторону, россыпь золотых звезд, составляющих созвездия на ночном небе. Подняв глаза, я увидела, что Рейчел увлечена своей книгой. Я перевернула карту. Это была недостающая карта: «Дьявол». Карта, которая завершала колоду. Ее фальшивая лицевая сторона уже была отлеплена, открывая Януса, бога перемен и двойственности. Патрик, как с потрясением осознала я, всегда знал о скрытых под маскировкой картах.

Глава 27

Я держала свое открытие при себе, даже на следующий день, когда мы лежали на мягких махровых пляжных полотенцах и зарывались пальцами ног в песок. Наклонный зонтик давал нам немного тени, пока солнце продвигалось на запад. На дальнем конце озера собирались тучи. Я вошла в озеро. Его каменистое дно кололо мне ноги при каждом шаге, пока я не оказалась достаточно далеко, чтобы окунуться в воду. Вода заполнила мои уши, когда я, широко взмахивая руками, направилась к старой плавучей платформе, пришвартованной у берега.

И когда я выбралась на ее поверхность, сырую и покрытую отслаивающимися кусочками дерева, то восхитилась тому, какими смуглыми сделались мои руки, какой стройной стала моя фигура благодаря нью-йоркскому лету. Я всегда любила последние всплески лета. Бесконечный свет яркого августовского солнца и запах сухой травы в Уолла-Уолла, когда возвращение в школу было первым признаком наступления осени, за которой следовала хмурая зима. Я знала, что небо в Нью-Йорке будет не просто хмурым. Каким бы жарким ни было лето, зима будет холодной. «Кусачая», – сказал Лео однажды вечером, высунувшись на пожарную лестницу, чтобы выдохнуть дым от косяка, который он курил. Несмотря на это, я не могла дождаться, когда почувствую зимний ветер с Гудзона. Я лежала на платформе до тех пор, пока не ощутила, что моя кожа покрывается испариной и пятнами от жары, затем нырнула обратно в озеро и поплыла к берегу.

Мы с Рейчел повторяли это – плавали, дремали, теснились под тенью зонтика – до позднего вечера, пока небо не начало темнеть и облака не превратились из белых в серые, возвышаясь над горизонтом. Поднялся ветер, который трепал края наших книг и дергал зонтик. Но когда солнце опустилось ниже, стало ясно, что мы медлили слишком долго. Темная полоса дождя на том конце озера двигалась в нашу сторону, а низвергающиеся струи образовывали на воде белые круги. День сменился темнотой – то сюрреалистическое ощущение, которое, похоже, случается только в самые жаркие летние дни, и хотя в небе пока не сверкала молния, внезапный холод подсказал мне, что гроза не за горами. И тут прямо над нами прогремел гром. Порыв ветра опрокинул наш зонт, отбросив его на лужайку, а вслед за ним полетели полотенца и книги. Мы побежали за ними; дождь сильно хлестал по нашим плечам и голым ногам, пока мы собирали вещи, кувыркающиеся на ветру, а затем вбежали на веранду и в надежное убежище дома. Я уже слышала оглушительное стаккато дождя, бьющего по крыше, по эллингу, по окнам.

– Я не думаю, что электричество пропадет, – произнесла Рейчел, как только мы оказались внутри.

Я не представляла, что может стать темнее, а когда ветер ударил в широкую стену дома, невольно сделала шаг назад. Всего за несколько минут день бесповоротно изменился, и в этот момент я с тоской подумала о единственной вещи, которая, казалось, могла удержать меня на месте, когда все вокруг кружилось и вращалось, – о картах. Я оставила Рейчел в гостиной, наблюдать за бурей, и пошла в комнату, где ночевала. И