— А дальше?

— А дальше были пляски с ментатом, потом проверка, отстранение… пару раз я что-то такое чувствовал, но только недавно отсек на вменяемом уровне, — я пожал плечами и отхлебнул вина. — Такое ощущение, что я будто понимаю, что у человека на душе творится. Что это может быть? И что ты мне хотел сказать?

Тайвин задумчиво откинулся в кресле, повертел бокал в руках, покачал из стороны в сторону, глядя, как вино оставляет на стенках медленно сползающую маслянистую пленку, понюхал.

— Шоколадом пахнет. И сливками. Есть у меня одно предположение… Но фактов пока недостаточно. Просто рассказывай мне о том, что с тобой будет происходить, ладно? — Он неторопливо отпил пару глотков. Дождавшись от меня кивка, он, глядя в бокал, продолжил: — Я обещал молчать…

— Обещал — так молчи, в чем проблема, — справедливо заметил я, выждав паузу и не услышав продолжения.

— Да нельзя так больше!

Тайвин выглядел взбудораженным, огорченным и очень переживал, и я осторожно спросил:

— Как? Если хочешь что-то сказать, так говори. Если б не хотел или не был готов свой обет молчания нарушить, не пришел бы сегодня.

— Пес с тобой, — сдался штатный гений, выдохнул и произнес: — Тебя специально отстранили.

— Чего-о-о? — немало удивился я. — Это как?

— Проверка липовая, Чез. Тебя хотели не из Корпуса турнуть, а от «Апостола» подальше с глаз убрать, но с максимальным правдоподобием, чтобы и ты поверил, и оперативники. Идет утечка информации, и начальство хочет знать, от кого и откуда.

Я возмутился до глубины души:

— И ты молчал! Я чуть не спился и копыта не отбросил! Могли бы напрямую спросить. — Я злился и не мог нормально думать, только выдохнул Тайвину ледяное: — Утечки от нас быть не может. И точка. Утекло уже, что могло утечь.

Ученый виновато потупился.

— Чез, я…

Я вскочил, чуть не опрокинув стол, и принялся нарезать круги вокруг него, дивана и кресла с вжавшимся в него гением:

— Твою мать! Когда эта свистопляска с «Апостолом» закончится? Понятно, что ты не виноват, и начальству тоже несладко приходится, раз на такие радикальные меры идут. Но, получается, я зря за свою должность столько нервов себе вымотал? Погоди, — я остановился и постарался немного успокоиться и выдохнуть. — Что-то не сходится. Даже если ревизор подставной, зачем тогда столько сложностей? Документы он досконально проверял, инструкции шерстил, в поле с нами пошел, все время что-то спрашивал… Нет, проверка настоящая. Тут что-то еще.

Я залпом допил бокал, и меня швырнуло эмоциями в другую сторону: шарик моей злости лопнул и сдулся вместе со мной, оставив внутри только холодную тоскливую пустоту. Я жалобно посмотрел на очкастого друга и спросил:

— Как ты думаешь, у меня есть шанс вернуться в Корпус? Хотя бы простым оперативником? Я уже ни черта не понимаю…

— Знаешь, когда я только начинал работу в Корпусе, я у всех просил разрешения на предельную откровенность, — Тайвин снял очки, вытянул краешек рубашки и принялся их протирать.

Я от неожиданности склонил голову набок: чтоб этот аккуратист, да вдруг выпростал одежку поверх брюк? А вслух уточнил:

— Это как?

— Это когда собеседник разрешает мне высказываться без обиняков, — пояснил гений.

— То есть хамить без последствий? Ты и так предельно едкий, — с ехидством подколол я.

— Примерно, — с невозмутимым видом пояснил мой очкастый друг, возвращая очки на нос. — Просто с тобой и вопроса не понадобилось, ты и так открыт всем и для всего. Но, пожалуй, сейчас спрошу. Лжи и недоговорок не должно быть не только фактических, но и психологических. Идет?

— Да, — чего ожидать, я не знал, но заинтригован был до крайности.

— Тогда слушай и не перебивай, только по-честному.

Я улыбнулся и кивнул. Будь по-твоему.

— Когда-то я пережил довольно сложный период в жизни. Не сказать, что критичный, не сломался, как видишь, но были события, что меня отучили верить людям и в людей, я тебе уже говорил.

Вид у меня был, видимо, настолько красноречивый, что гений мотнул головой и продолжил:

— Когда-нибудь расскажу, но не сейчас, и не надо мне жалобные кошачьи глазки строить. Если честно, я думал, что органически больше не способен на обычные чувства, кроме радости чистого познания. Если выбирать между всей этой мишурой — приязнью, дружбой, любовью, что там еще между людьми бывает, — я выберу науку. Ты же умудрился мне доказать, что я не эмоциональный калека, как я много лет думал. Если меня тобой до состояния дружбы проняло, как ты думаешь, насколько ты значим для своих оперативников? Для колонии? Молчи, я тебе сам скажу: заменить тебя некем. И незачем. И если ты сам в себя не веришь, предоставь мне такую возможность, заодно потренируюсь верить в людей, а то отвык, знаешь ли, если вообще когда-то умел.

Я смущенно молчал, сказать мне было нечего. Тайвин встал и не терпящим возражений тоном произнес:

— Ситуация требует немедленного употребления повышенного количества этилового спирта вовнутрь. Моя