Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующее утро я вылетела во Францию на 10 дней, а вернулась оттуда с воспалением легких. Когда меня не было в Москве, звонили какие-то люди, собиравшие письма в твою защиту. Но я была далеко. А главное, меня мучает мысль – может ли «антипатриотический», а также «последовательно вытравляющий чувство Родины» поэт выступать за честь своего друга, не причинив ему вред?
Если мое слово что-нибудь значит, я напишу толковое и неслабое письмо в любую инстанцию и выступлю на любом обсуждении. Я знаю, Андрей, что мое слово для очень многих – свет совести, что бы там ни орали все эти мерзавцы. Я не хочу кривить душой и строить из себя опальную и беспомощную дурочку. Но я хочу, чтобы ты решил сам – что именно сейчас разумнее всего делать.
Если ты захочешь, я могу зайти к тебе и поделиться рядом интересных фактов и соображений. Пока могу только сказать, что этот мерзкий донос на меня в Отдел агитации и пропаганды ЦК вызвал там отвращение… «Литгазете» поручили на это ответить, и редакция ответила крепко и честно. Однако… Лева Аннинский попытался сделать свою игру и через неделю в той же «Литгазете» пробил свое интервью, где очень косвенно, но все же… защищал этих мерзавцев, не называя их фамилий. Они за это будут его больше печатать и хвалить. Все, Андрей, не просто, и запутано до крайности к выгоде определенной банды.
Я обнимаю тебя. Поклон твоему дому. И мои мужчины присоединяются к этому безоговорочно. Мы все очень тебя любим.
Твоя Юнна Мориц
29.10.85 г.
Уже позже я прочел стенограмму того самого заседания, о котором так подробно написала мне Юнна. Больше всего меня поразили злобные нападки моего коллеги Владимира Лазарева, с которым нас связывала многолетняя творческая дружба. Мы вместе выступали на днях поэзии в Москве, обменивались книгами. Он приезжал ко мне в гости в мой родной Калинин. В общем, очень хорошо меня знал. И потому его фраза: «Говорят, Андрей Дементьев – хороший парень, но это не профессия…» просто поразила меня. Тем более что незадолго до того он прислал мне короткую открытку как раз по поводу той самой книги «Азарт», что была выдвинута на Государственную премию. Привожу ее целиком:
«Дорогой Андрюшка! Поздравляю с новой, по-настоящему талантливой книгой. В ней много свежести и искренности. Мне даже захотелось повидать тебя и побалакать с тобой. Черт подери, как мы редко встречаемся. Обнимаю тебя и еще раз поздравляю! Спасибо, что прислал. Твой Володя Лазарев».
Меня всегда поражало вероломство в нашей непростой писательской среде. Видимо, зависть порой так застилает глаза некоторым деятелям культуры, что им не видно даже остатков собственного здравого смысла. Когда-то я написал стихи, которые начинались так – «Я снова за доверчивость наказан…» Но мои недоброжелатели сильно просчитались. На тайном голосовании за присуждение мне Государственной премии СССР свое «ДА» сказали все 80 членов Комитета. Воздержался один человек. Это был я, поскольку никогда за себя не голосовал. Даже тайно. Из этических соображений.
Вспоминая те горькие часы разочарований и обиды, я не пытался мерить всех одной меркой. Среди нашего брата много честных совестливых писателей, порядочных и добрых. И чем выше талант, тем ярче светит их чистая душа. Александру Говорову, который вступился за меня на том обсуждении, когда-то я вернул повесть, предложенную им журналу «Юность». Она не очень подходила нам по теме. У него, естественно, хватало оснований быть в обиде на меня. Но он оказался настоящим мужиком – выше обид и уязвленного самолюбия. Как и должно быть у нормальных людей.
Справедливости ради надо сказать, что и сейчас при совершенно иных социальных и общественных отношениях черная полоса прошлого, отголоски дурных поступков, предвзятых оценок и тому подобное нет-нет, да и выкажет себя. Появились литературные киллеры, которым за большие деньги заказывают убойные статьи, подтасовку фактов, грязные интриги… Увы, человеческая натура мало изменилась со времен Булгариных и Геккернов… Но изменились технические средства, и в связи с этим повысилась возможность коварства. Поэтому и позже я сталкивался с предвзятостью и вкусовщиной в литературной критике. И таких случаев немало. Например, явная несправедливость к роману Ч. Айтматова «Плаха», о чем я рассказал выше.
Бывает и наоборот, когда кого-то из писателей превозносят до небес, хотя, если серьезно проанализировать его творчество, оно едва потянет «на тройку». В число таких доморощенных гениев совершенно незаслуженно попал один бывший поэт, поменявший потом не только свой жанр, но и свою фамилию… «Отечественная литература – Отечественная война…» – сказал в свое время классик.
Президент
Из дневника. 1989–1992 гг.
Скандал, разразившийся после Пленума ЦК КПСС, на котором Ельцин был снят с поста первого секретаря Московского горкома партии и выведен из состава Политбюро, необычайно поднял престиж Бориса Николаевича. В народе его жалели и превозносили. У меня было двойственное отношение ко всему. Еще в бытность его секретарства по Москве я хорошо помню, как Ельцин проводил заседания партийной группы депутатов Моссовета (а я два созыва был депутатом). Это было очень жестко и, на мой взгляд, непривычно грубо. Эдакая Кабаниха в мужском костюме. Однажды, выступая по телевидению, я упрекнул Б. Н. Ельцина в неинтеллигентности, которая неприятно поражала при его общении с аудиторией.
Помню, вскоре после этого в Москве проходила демонстрация в поддержку Ельцина за избрание его депутатом Верховного Совета СССР, и в первых рядах ее шел небезызвестный Г. Попов. Мы с приятелем в это время оказались на Крымском мосту и, стоя на тротуаре, пережидали, когда колонна освободит дорогу. Кто-то в толпе крикнул мне: «Дементьев, оставь в покое Ельцина!» А трое молодых людей вышли из колонны и подошли ко мне…
Разговор был коротким, но вежливым. Мне дали понять, что не одобряют моего выпада против их кумира. Как я догадался, это были читатели журнала «Юность» и потому пиетет по отношению к главному редактору был ими соблюден.
Но я никого не послушался и остался при своем мнении. А через несколько дней написал стихи, которые и привожу здесь.
Письмо избирателям
Голосуйте за Бориса, раз уж вам так захотелось.
И за взлет его недавний и за памятный уход.
За ответы на вопросы,