Павловна. – Но тебе не стоит себя ни в чем упрекать. Ларионов неизвестно через что прошел в Москве. Дай ему время открыться. Хотя бы как друг…

«Хотя бы как друг! – усмехнулась внутренне Вера. – Даже Инесса меня осуждает за то, что я держусь с ним на расстоянии». Но Вера на самом деле и не думала упрекать Ларионова. Никто не понимал, что она просто не находила себе места. Она хотела видеть его и знать, что с ним приключилось. Было нелепо предполагать, что она хотела наброситься на него с претензиями, да и в чем она могла его упрекнуть? В том, что он запил? Вера вздрогнула. Она представила его одинокие ночи с бутылкой. Об этом было даже неловко думать, и ей стало его нестерпимо жаль.

Женщины встрепенулись и собрались уходить. Когда Инесса Павловна и Вера добрались до клуба, инструменты уже расставили на сцене. Вечером праздновали в бараке открытие нового музыкального кружка. Комитет уже разместил новости в стенгазете и объявил в тот же вечер набор на занятия под руководством Инессы Павловны. Та сетовала, что пианино в дороге расстроилось, и хотела просить у Ларионова вызвать настройщика из Новосибирска.

– Папин дом тут майор устроил для этих интеллигентов хреновых, – бросила проходившая мимо Ангелина. – А кое-кому все мало.

– Проваливай! – рявкнула ей вслед Клавка.

Инесса Павловна поспешила унять председателя, и женщины допоздна строили планы, а Вера правила сочинения. Иногда лицо ее просветлялось, и она в задумчивости устремляла взгляд сквозь стены барака, словно представляя возможность счастья, как описывали его заключенные в своих откровениях.

Глава 18

Утром Грязлов, как и все последние дни, замещал Ларионова на перекличке и разводе. Получив наряд, заключенные, занятые в общих работах, исчезли за воротами. Вера и Инесса Павловна, взяв несколько придурков помоложе, пошли в клуб. Комитет объявил субботник. Был жаркий день. Вера мыла окна в классной комнате и вдруг увидела, как к дому Ларионова стали стекаться сначала мамки, потом расконвоированные зэки; впереди шли Клавка и несколько мужиков. Вера удивилась, как быстро заполнилась площадка перед его избой и как много оказалось на зоне освобожденных от общих работ заключенных.

К митингу тут же побежала охра. Паздеев и Фролов стояли на крыльце: Фролов размахивал винтовкой, а заключенные, судя по всему, что-то требовали.

– Инесса Павловна, – забеспокоилась Вера, – смотрите, что-то происходит.

Инесса Павловна быстро подошла к окну.

– Надо туда, – решительно сказала она. – Я пойду, а ты оставайся здесь. Грязлов бежит.

– Я с вами! – воскликнула Вера.

– Нет, – остановила ее Инесса Павловна. – Мы пойдем одни. – Она подала знак зэкам. – А ты жди здесь. Так будет лучше.

Когда Инесса Павловна приблизилась к толпе, зэки уже кричали, что хотят видеть начальника, что хотят знать, почему он не выходит. Толпу окружила охра. Грязлов взбежал на крыльцо.

– Разойтись всем, а то откроем огонь! – закричал он в толпу.

Толпа состояла преимущественно из женщин. Некоторые держали на руках младенцев.

– А вы нас не пугайте! – крикнула одна из них. – Пуганые уже. И стреляли, и морили. Начальника давай!

– Майор где? – ворчали мужики. – Пусть сам к нам выходит и говорит все как есть. И почему он скрывается!

– Правильно! Он был в Москве, мы хотим знать, что нас ждет!

– ШИЗО тебя ждет, – оскалился Грязлов и вытащил наган. – Пошли все! Оружие к бою! – скомандовал он охре, взводившей тут же по команде винтовки.

– Так нельзя! – не выдержал Паздеев.

Полька держала на руках маленького Гришу и невольно присела. Все разворачивалось настолько стихийно, что невозможно было понять, от чего теперь все могло страшно закончиться.

– Молчать! – рявкнул Грязлов. – Соблюдай субординацию, Паздеев.

– Где же майор?! – кричали женщины. – Порешат же, изверги!

Дверь дома отворилась, и на крыльцо вышел Ларионов, облаченный в прежнюю форму майора.

– Что здесь происходит? – спросил он громко, охватывая взглядом толпу. Одежда на нем была выглаженная, сапоги блестели; лицо его было одутловато, но тщательно выбрито.

– Бунт, товарищ майор, – рапортовал Грязлов. – Я приказал…

– Отставить, – сказал спокойно, но резко Ларионов. – Я спрашиваю вас, в чем дело? – обратился он к народу.

Люди затихли и молча смотрели на Ларионова. Он стоял перед ними, их майор – в здравии и рассудке. Полька прижала к груди Гришу. Инесса Павловна выдохнула с облегчением – Ларионов возвращался к командованию лагпунктом.

– Гражданин майор, – вдруг сказала мамка, державшая при себе младенца. Она быстро протиснулась вперед. – Мы к вам пришли просить, чтобы вы от нас не уезжали. У нас и еда при вас улучшилась, и лекарства появились… Мы это, – она оглядела соратников, – по-простому хотели сказать, что благодарны вам…

Народ загудел: одобрительно, оживленно.

– И детям хорошо! – крикнула другая мамка. – Вы уж не серчайте! Только нам непонятно стало что да как…

– Вы тут оставайтесь, а мы нормы удвоим! – засмеялся беззубый старик и тут же получил шутливо от кого-то по шапке.

Ларионов немного опешил. Он почувствовал неловкость, особенно встретившись взглядом с Инессой Павловной.

– Вы все как есть скажите, – забасил один из мужиков. – Нам-то уже хуже не будя!

Ларионов почувствовал странное волнение. Это было радостное волнение. Он вдруг ощутил незыблемое родство с его людьми. Он был нужен им, и они были нужны ему. Ком подкатил к горлу, и какое-то время Ларионов не мог решиться заговорить.

– Если что не так, вы прямо скажите, – сказал тот же мужик. – Мы народ простой, все поймем.

– Вы знаете, что я был в Москве, – произнес все же Ларионов. – Новостей я, к сожалению, не привез. Руководство рассмотрит мои предложения и примет решение. Пока все останется по-прежнему. Возможно, будущей весной меня переведут из лагпункта…

Народ снова загудел, но теперь это был неодобрительный, настороженный гул. Грязлов метнул на Ларионова взгляд и потупил взор.

– Ничего другого пока сообщить не могу. Я надеюсь, что в лагпункте будут положительные изменения. Товарищ Берия заинтересован в улучшении работ ИТЛ. И вот еще что… – Ларионов поправил фуражку и прокашлялся. – Прошу всех разойтись и заняться своим делом. Впредь при возникающих сомнениях присылайте представителя вашего Комитета… во имя своей же безопасности, – добавил он тише.

– Вы уж простите нас! – выкрикнула мамка. – Да только Клавдия нам ничего не растолковала. А мы ее к вам посылали!

Клавка опустила глаза. Ей было стыдно говорить с заключенными о пьянстве начальника. Ларионов взглянул на нее исподлобья.

– Хорошо, – быстро сказал он, скрывая стыд. – Разберемся.

– Нам улучшений не надо, главное, вы оставайтесь, – решилась сказать мамка.

– Ну хватит вам, – заворчал Кузьмич. – Бабы! Лишь бы болтать…

– Давай по местам! – крикнула Клавка. – Кудахчете тут!

– В ШИЗО их