— Но раз уж так вышло, что ты его отец, то, думаю, это не только твое право, но и обязанность сделать так, чтобы малыш был в безопасности! — немного севшим ровным голосом продолжила она.

— Я… — что сказать? Сделаю все что угодно? Умру за вас? Убью любого? Уничтожу все и всех? В этой ситуации эти слова вообще хоть что-то значат? Их нужно говорить?

— Нам нужно о стольком поговорить, Ра… Игорь, что у меня голова пухнет, — так и не дождавшись, пока я обрету способность связно выражать мысли, продолжила Яна. — Но прямо сейчас, если ты не найдешь мне еды, я сожру тебя самого!

И она, решительно высвободившись из моих рук, повернулась и указала мне на дверь.

— Я — в душ. Ты — за едой, — повторила она мне как полному тормозу, каким я себя по сути и ощущал, и тут же стала толкать вон.

Подчинившись, я опомнился только когда дверь ванной захлопнулась за моей спиной. Замок щелкнул, будто подводя черту под первым раундом нашего общения, ясно говоря, что я пока тот, кого держат снаружи. Но ведь и не прогнали же вовсе, не сказали, что вообще без вариантов. И это бы, конечно, меня не остановило, но все же…

— Еда, — напомнил я себе. — Твоя женщина хочет есть.

Ну с этим я справиться могу.

23

Закрыв за Рамзиным дверь, я привалилась к ней спиной, но, не устояв на дрожащих ногах, просто съехала вниз, ощутимо приложившись задницей о роскошный мрамор пола. Раскрыв ладони, уставилась на них, тщетно пытаясь унять трясучку. Да ладно, я ведь знала, что справиться со своей неконтролируемой тягой к Рамзину будет нелегко. Но того, что все же это окажется настолько сложно, даже учитывая наши прежние безумные, почти противоестественные реакции на близость друг друга, я не ожидала. Конечно, в глубине души я все время понимала, что наша встреча состоится рано или поздно, и волновалась лишь о тех обстоятельствах, при которых это произойдет. И к тому же надеялась, что это не будет так скоро…

Надеялась? Я с силой хлопнула себя раскрытой ладонью по лбу. Кому ты, на хрен, врешь? Это от разочарования, что встреча случилась слишком рано, меня повело так, как только глаза раскрыла и поняла, что Рамзин лежит, уткнувшись носом в мой живот? Пришлось задерживать дыхание почти до удушья, чтобы не выдать себя и то возбуждение, что в одно мгновение скрутило тело такой неотложной необходимостью прикоснуться, почувствовать его на себе и в себе. Но тело предатель все равно отозвалось настоящим муссонным ливнем между ног, а сердце с места рвануло со скоростью первой космической с таким грохотом, что его должно было быть слышно на расстоянии нескольких кварталов. Если бы не, можно сказать, спасительный приступ тошноты, то это именно я бы уже через минуту завалила Рамзина на спину и сама разодрала на нем штаны.

Потому что в этот самый первый момент, когда я спросонья увидела его, словно произошел какой-то сдвиг реальности и пространства, и молниеносно выросла глухая стена, отделяющая нас двоих от всего. От первичных обстоятельств, от всего, что было наворочено, от обид, грубости, злости. От всех, кто там извне чего-то хотел или не хотел, от всех проклятых прорывов и угроз, манипуляций, чужих игр, в которых разменной монетой были целые миры и миллионы жизней, включая и наши. И даже от собственных установок, что я здесь, типа, лишь для того, чтобы использовать Рамзина и его проклятую армию ради безопасности малыша и больше ни для чего. Просто остались в оглушающей тишине мы двое, словно были рождены мгновение назад и никогда не знали ничего другого, кроме этой всепоглощающей тяги, вселенской нужды друг в друге. Не знаю, как описать словами чувство, что в одно мгновение думаешь, что умрешь прямо сейчас, если не коснешься… хотя нет, скорее уж не вцепишься грубо и до острой боли в побелевших пальцах, не слепишь два тела вместе, как мокрую податливую глину. И тогда какие бы ни налетели огненные штормы, все, что они смогут сделать — это лишь спаять навечно, делая лишь тверже каждым пылающим шквалом. И в этот самый иллюзорный момент и в этом нереальном пространстве ты хочешь этого. Хочешь до исступления, как ничего и никогда, потому что это и есть то, ради чего стоит позволить своим горящим легким снова наполниться воздухом.

А потом неприглядная действительность врезалась в меня, сворачивая желудок и разнося в пыль эту самую вроде нерушимую прячущую реальность стену. И все, что осталось снаружи, тут же накинулось на меня, нанося не то что отрезвляющую пощечину — полноценный удар в челюсть, дабы не забывала, где я, с кем и зачем.

Да, я внутренне готовила себя к очередному раунду нашего противостояния, прокручивая в голове все то, что я скажу Игорю и как поступлю, если он упрется или начнет давить и навязывать мне что-то в своей обычной властной манере. Я даже смирилась с мыслью, что, скорее всего, придется прогибаться и притворяться. Как бы от этого ни ломало и не корежило мою натуру, я пойду на это. Ведь выбор стоит вовсе не между моей гордостью и оскорбленным самолюбием и возможными желаниями Рамзина. Нет, Роман был прав. Выбор нужно будет делать на совершенно другом уровне и мыслить иными категориями, нежели я привыкла всю прежнюю жизнь. И мне казалось, что во мне уже вполне хватает решимости, и я достаточно доведена до края, чтобы сделать все верно без малейших колебаний, если понадобится. Единственная сторона, которую я намерена выбрать — это моя и моего ребенка. Все остальные пусть катятся в ад или что там есть согласно их версии строения мира. Но с первой же минуты рядом с Игорем большая часть моей убежденности испарилась, словно ее и не было никогда. И при судорожной попытке нащупать внутри то, что казалось таким основательным и дающим идеально твердую опору, я все больше ощущала растущее чувство невесомости. Все, за что цеплялась, выстраивая, как мне следует относиться к Рамзину, вдруг рассыпалось, не оставляя в руках ничего и рождая состояние сродни мощному опьянению от одного только его присутствия, с которым у меня вдруг не оказалось средств бороться. Словно тот самый механизм во мне, отвечающий за упрямство и способность сопротивляться независимо от логики и обстоятельств, неожиданно заклинило наглухо, и запустить его заново прямо сейчас не представляется возможным. И поведение самого