– Что «все»?

– Все… это… зря!!! – рявкнул индеец и, схватив клавиатуру от компьютера, ударил ее о железный стол. Клавиши разлетелись в разные стороны, как конфетти на венецианском фестивале.

Вадим тоже хотел было разозлиться. Но что-то мешало ему излить свои эмоции. Видно, их забрала у него предыдущая ночь. Но это было хорошо: взамен страстей он приобрел возможность рассуждать хладнокровно.

– Точек было двенадцать… Так… Сколько было углублений, Норман?

– Тоже двенадцать?

– Можешь их подробно описать?

– Bueno. Две квадратные, двадцать на двадцать. Три треугольные. Четыре в форме креста. Эти чуть побольше, почти полметра в высоту, я так думаю. Если считать от основания. Одна круглая. Две овальные. Вернее, они такие, знаешь, почти овальные. Издалека. А на ощупь восьмиугольные. Порядок нужен? Можем пойти и пощупать…

– Погоди, – все, о чем говорил Норман, торопливый Вадим пытался описать с помощью разбитой клавиатуры на экране компьютера.

Ответ был где-то здесь, рядом.

Двенадцать ниш, двенадцать фигур. Квадрат, крест, круг, овал… Или восьмиугольник.

Ответ здесь.

Как в детском тесте на логику мышления. «Найди что-то лишнее в этом логическом ряду!» – так, кажется, он называется.

Если это восьмиугольник, то ответ очевиден. Ну разве нет?

– Скажи мне, Норман…

Вот он, момент истины!

– Скажи мне, Норман, ты помнишь, где круглая ниша?

– Кажется, да.

И Норман двинулся в сторону дальней стены. Украинец пошел вслед за ним. Стена стояла, погрузившись во мрак, который снова заполнил пространство под круглым куполом. Нишу в стене они нашли на ощупь. Камень был холодным и шероховатым. Впрочем, каким еще может быть грубый бут? Ладонь Вадима нащупала круглое углубление. «Идеально круглое!» – отметил про себя гонщик. Примерно два десятка сантиметров в диаметре и еще столько же в глубину. Что-то очень хорошо знакомое.

Он продолжал ощупывать внутреннюю поверхность и обнаружил, что она местами отлично отполирована. Но под пылью забвения его рука почувствовала шероховатые углубления во внутренней стенке. А в углублениях были выпуклости. Скрещенные гранитные линии. Тонкие и твердые. Они располагались внутри, по кругу. И рука вспомнила, как однажды наткнулась на эти знаки.

– Норман, это здесь!

Норман молчал. Лишь сердце индейца билось сильно и гулко в широкой груди.

– Норман, я нашел вход в сокровищницу. Он здесь.

– Так открывай скорее! – сказал напарник.

– Не могу, – вздохнул украинец. – Надо принести ключ.

Норман не понял своего друга. Разве не был ключом путеводный солнечный дождь, указавший им на тайник?

– А где он? Где он лежит?

– Дома, – просто ответил Вадим. – Дома.

Он знал, что теперь вернется домой. Только его родина сможет открыть хранилище самой большой тайны. Конкистадоры, бандейранты, «невидимые», «сендеристы», «золотая сотня» – все они искали не там. И он искал не там. Петлял, не доверяя карте, в то время, когда прямая оказалась самым коротким маршрутом из точки А в точку Б. Надо возвращаться.

– Скажи мне, Норман. Где-то здесь четыреста тонн золота. Или больше. Почему ты поверил в это?

Норман задумался. Ему захотелось быть откровенным с Вадимом. Но до конца он не мог себе позволить такую роскошь. Светлый путь иногда проходит через теневую сторону.

– Помнишь, Вадим, я говорил тебе о фотографии. Это был условный сигнал. Она исчезла. И я должен был исчезнуть, – довольно путано объяснял индеец. – На фотографии был изображен Пайтити. Пайкикин. Вот этот храм и этот зал… Освещенный золотым солнечным светом.

Вадим его не очень внимательно слушал и все твердил: – Домой, домой, домой…

А потом спросил Нормана как бы невзначай:

– А что вы, светлые, сделаете с золотом?

Но ответ у Нормана уже был готов:

– Отдадим слабым странам. Не сразу, конечно. По частям. Но безо всяких условий. Просто подарим. Чтобы разрушить монополию «золотой сотни». И свободный мир снова станет свободным.

– Вот так просто? А как же экономика? Слабые страны не всегда умеют зарабатывать, зато хорошо знают, как тратить. Но даже если вы, светлые, научите их работать, «золотая сотня» – или как там их? – не сдастся просто так. И мир погрузится в пучину войн, революций и путчей. Будет много крови. Стоит всемирное счастье кровавых рек?

Эти слова, похоже, задели Нормана за живое, и он взволнованно ответил:

– Стоит, Вадим. Это будет последний приступ мирового каннибализма. Но зато потом, пройдя через кровь, мы станем свободными и прекрасными. Теперь уже навсегда.

«Никогда не говори «навсегда», дружище», – мысленно ответил Норману украинец.

– Но, впрочем, – заметил индеец другим тоном, – хозяин ключа не я, и даже не те, кто меня сюда отправил, а ты. Судьба Империи Четырех Сторон в твоих руках, а не в моих.

«Домой… домой… домой», – стучало где-то внутри сердце. Оно было теплое и живое.

В Киеве было холодно. Мороз, кажется, решил испытать на выносливость обитателей лучшего из городов. Снег заваливал баррикадами выезды из дворов. Но баррикады возводили и сами люди. Зима была неспокойной. В воздухе витал запах горелой резины и чеснока. Так обычно пахнут перемены. Вернее, их ожидание.

На ступеньках музея догорал костер. Возле него грелись люди в черных бронежилетах, поверх одинаковой формы, и сферических шлемах, полностью закрывавших головы. На тыльной стороне каждого шлема с помощью трафарета был нанесен четырехзначный номер. «Словно армия клонов из «Звездных войн», точно!» – подумал Вадим, поднимаясь по лестнице. Один из «шлемов» окликнул его, но другой остановил товарища:

– Да брось ты! Не видишь, интеллигентный человек.

– Они, эти интеллигенты, самые опасные, – резонно заметил «шлем-1», но задерживать Вадима не стал.

Гонщик постучал в закопченную дверь, и она со скрипом открылась, ровно настолько, насколько продолговатое лицо директора могло выглянуть наружу, чтобы увидеть гостя. Потом дверь открылась еще немного.

– Это вы, Вадим? Заходите, пожалуйста.

Гонщик протиснулся внутрь через образовавшуюся щель.

– Идемте в мой кабинет. Надеюсь, вы ненадолго?

«Пока не получу то, что мне нужно, – сказал про себя Вадим, – а значит, надолго».

– У нас нет света. Обычно есть, но сейчас отключили. Генератор запускаем только в случае крайней нужды. Пока обошлось.