Директор вел Вадима в свой кабинет, освещая дорогу большим фонарем с длинной рукояткой. Таким обычно пользуются военные.

– Это и средство защиты, – сказал директор. – Если будут грабить, я одного-двух смогу покалечить, я думаю.

– А что, вас есть кому грабить? – удивился Вадим.

– Да есть тут такие, – проворчал директор. – Машины жгут, квартиры грабят. Под шумок. Может, и до музея доберутся.

– Многое в Киеве поменялось, – вздохнул гонщик.

– Многое, – грустно согласился директор.

Из окна его кабинета была видна баррикада, сложенная из мешков со льдом и почерневшего остова автобуса, закованного в ледяную броню. На крыше, несмотря на скользкий лед, танцевали двое молодых людей в мотоциклетных шлемах и бейсбольных наколенниках.

– Вас сначала разыскивали. Потом попрощались с вами. Потом стали забывать, – заговорил директор, разминая в руках дешевую сигарету. – Вот бы все удивились. Но в другое время. Сейчас не до вас, честно.

В кабинете пахло кислым пивом и табаком. «Унылый аромат», – подумал Вадим и решил, что уличный резиново-токсичный запах перемен куда веселее.

– Знаете, – перевел Вадим разговор на другую, более важную для него тему, – я хотел вам многое рассказать. И показать. Но все это будет совершенно лишним, если вы прочтете вот это. А я посижу здесь и подожду, пока вы закончите.

И он протянул директору записную книжку. Тот открыл ее. Где-то его взгляд задерживался, где-то пальцы пролистывали слипшиеся страницы с размытыми строчками.

– Вот отсюда, пожалуйста.

Сверху страницы, аккуратно посередине, директор музея прочитал: «Империя Четырех Сторон». То, что было под этой надписью, вызвало любопытство ученого. И чем больше он читал, тем ярче становился огонь в его глазах.

Вадим смотрел на улицу и видел, как над баррикадой поднимается дым, а тяжелые серые щиты подвигаются все ближе и ближе к обледеневшим автобусам, и костер на ступеньках музея оказывается у них в глубоком тылу, костер, в который все подбрасывают и побрасывают дрова люди в шлемах. И он вспомнил, как видел похожий огонь в Варанаси, на Ступеньках Потерянной Серьги. Но тот костер горел, не затухая, три тысячи лет или около того, и всегда находилась рука, которая подбрасывала топлива в этот огонь. «Неужто этот будет гореть так же долго?» – ужалила его шальная мысль. Но Вадим отогнал ее. А тем временем директор закончил чтение. И поднял на Вадима изумленные глаза.

– Я бы мог сказать, что это сказка, – осторожно проговорил ученый, – если бы не видел вас перед собою. Скажите, вы уверены, что это ключ?

Вадим кивнул:

– Да, профессор, на сто процентов. Нет сомнений.

Профессор запустил пальцы в остатки некогда буйной шевелюры и замолчал. Но ненадолго.

– Я всегда верил в то, что наша земля особенная. Мы ключ к миру во всем мире, ключ к дверям, за которыми благоденствие всей планеты. Наша история полна случайностей, которые оказываются закономерностями. Ведь не зря – послушайте! – не зря то, что искали самые изощренные и самые авантюрные люди в истории цивилизации, находится здесь!

– Да, наверное, неслучайно, – согласился Вадим, наблюдая за маневрами серой шеренги щитов. Независимо от того, как закончится разговор с директором, ему нужно было выбираться из здания.

Они сидели и говорили всю ночь напролет. Пили чай. Вернее, чай пил Вадим, а директор пил выдохшееся пиво без газа, добавляя в него немного спирта. Но, как ни странно, алкоголь не брал старого ученого. Он спрашивал и спрашивал Вадима о его приключениях, и Вадиму было не очень приятно понять, что директора больше интересовало увиденное гонщиком, нежели пережитое. Уже под утро профессор сказал:

– Я отдам вам это.

Они спустились в хранилище. По дороге директор запустил генератор:

– Без электросигнала мы дверь не откроем.

Запах горелой резины чувствовался и в хранилище. Как видно, вентиляция вышла из строя. Профессор набрал на металлической двери код из двенадцати цифр и повернул огромных размеров вентиль. Дверь тихонько поддалась и больно ударила Вадима по ноге острым углом. В ней было несколько тяжелых тонн брони. Ученый и гонщик зашли внутрь хранилища.

– Однажды вы уже держали это в руках, – и профессор протянул Вадиму золотой предмет.

Как его правильно называть – булава, макана, часка-чуки, апикайкипу, – теперь Вадим не знал. Все остальное было так же знакомо, как и два с лишним года назад: и приятная тяжесть золота, и загадочные буквы древнего алфавита. И более новая, славянская, вязь, сделанная искусными мастерами украинских гетманов. Вадим внимательно ощупывал тяжелый шар на конце драгоценной маканы. Его стоило бы измерить, но Вадим и так знал, что булава идеально войдет в круглую нишу, которая ждет его в храме, спрятанном в густых лесах Амазонии.

– Я отдаю вам ее, Вадим, – немного пафосно, дребезжащим голосом сказал директор музея. – Вы этим сокровищем распорядитесь правильно. В любой момент нас могут ограбить, и сжечь все, что мы здесь храним. А если они найдут здесь булаву, то просто переплавят ее в слитки. Или продадут частным коллекционерам. Олигархам. Нуворишам. И тогда вы ее не найдете. Никто ее не найдет. Пожалуйста, еще минуточку, дайте-ка ее мне.

Вадим передал драгоценный предмет в руки профессора. Тот заботливо погладил желтое золото.

– Я буду счастлив, если она спасет человечество. Мы все страдаем от несправедливости. Мы каждый раз надеемся на справедливое завтра, но когда оно превращается в сегодня, то все повторяется. И мы вынуждены из двух зол выбирать меньшее. История повторяется, меняя жанр, – сначала трагедия, потом фарс. А потом снова трагедия. Хватит спектаклей! Идите и спасайте этот мир.

Старик быстро сунул булаву в руки Вадиму и отвернулся в сторону, стараясь, чтобы гонщик не увидел, что глаза у него на мокром месте. Из подвала вышли быстро.

– Послушайте, а нет ли у вас сумки? Любая сгодится.

Профессор, конечно, сумку нашел. Старую, спортивную, с жестким картонным дном, к которому прилипли хлебные крошки. Булаву положили в сумку, а сверху набросали газеты, журналы и несколько толстенных альбомов с репродукциями картин, благо, в кабинете директора стопками лежали старые книги.

– Ну, с Богом! – сказал профессор, перекрестив гостя.

Гонщик с сумкой на плече вышел через парадную дверь. Люди в форме все еще грелись у костра.

– Эй, ты, интеллигент! – окликнули они его. Вадим слегка напрягся, подумал, что будут проверять содержимое его сумки. Но все обернулось иначе.

– Ты вперед не иди, сейчас на баррикаде фейерверк начнется, мало никому не покажется. Давай левее, через переулок, там вторая линия стоит. Солдаты, призывники. Должны пропустить.

Вадим – хотя ему в этом случае нужно было сделать изрядный крюк, чтобы добраться до того места, где его ждали, – послушался совета. Сейчас нужно попытаться остаться неузнанным и незаметным. Срочники пропустили его, тоже не попросив показать содержимое сумки, которая, из-за своего потертого вида, довольно подозрительно болталась на плече прилично одетого человека. Кто знает, что у него на уме и что у него внутри сумки? Но, видно, холод, усталость и ранний час притупили их бдительность.