Тот, который не позволил бы блаженной дурочке пережить те жеощущения, что пережила вчера ночью Васька. Не кошмар, нет, – то, что былодо кошмара: радуга, Солнце, хрустальные клювы голубей, выстукивающие поВаськиным животу и груди – то, что Ямакаси называет «займемся любовью».Впрочем, о кошмаре тоже можно вспомнить, кошмар оказался не бесполезен. Подединственным, не исследованным Васькой стеклянным надгробием, вполне могоказаться паук.

И в этом случае кошмар перестает быть кошмаром, а становитсявещим сном.

– Ну и когда ты собираешься осуществить свойграндиозный план? – спрашивает Васька.

– Я уже его осуществляю, – несмотря на ветер, ниодин волосок на голове Ямакаси не шелохнется, – все как обычно. И егоулыбка кажется Ваське обычной, неподвижной, как поплавок на реке в отсутствиеклева. Границы между верхней и нижней губой Ямакаси не существует, как несуществует границ между сексом и любовью, жизнью и смертью, убийством и первойзатяжкой сигареты.

Ямакаси не курит.

Во всяком случае, Васька ни разу не видела, чтобы он курил.

– В обойме было тринадцать патронов. Не четырнадцать.Тринадцать.

– Может быть, – она и не ждала, что он согласитсятак быстро.

– Куда же делся еще один? Ты ведь говорил, что мы недолжны тратить пули на пустяки.

– Я не потратил его на пустяки, – Ямакаси резкооткидывается на спину: теперь он висит вниз головой и болтает свободными отвсяких обязательств, женщин и пистолетов ЗИГ-Зауэр руками. – Яраспорядился им с пользой. Распорядился им с умом, да.

Мика.

Мысль о сестре отдается в Васькиной голове неожиданнойболью, чуть более тупой, чем боль ревности, чуть более приглушенной, – новсе же болью. Боль гнездится в тех участках мозга, которые Васька считала давнопогибшими; в тех участках мозга, которые должны были отвечать за буквы, цифры исимволы, за их последовательность, их союз; в тех участках мозга, где до сихпор обитает Снежная Королева, Калле Блюмквист и пузатая мелочь из шотландскихнародных сказок и преданий – читала ли их Мика маленькой Ваське или толькособиралась прочитать?

Кажется, там присутствовали еще Калиф-Аист и Маленький Мук.

А на Микиной половине вчера было тихо. Да нет же, там тиховсегда, плетение паутины требует тишины и сосредоточенности, но это былакакая-то другая тишина – особенная.

– Ты убил ее? – Ваське с трудом дается каждоеслово.

– Кого? – Ямакаси даже не подумал сменить позу;все, что видит перед собой Васька – страховочный пояс и пробивающиеся из-поднего ростки татуировок.

– Ее. Вед… Мою сестру.

– Нет, конечно. Это было бы слишком просто. И это бы небыло идеальным убийством, а мы ведь хотели соорудить такое, что все варежку быразинули. Помнишь?..

– Тогда куда подевался этот проклятый патрон?

– Твоя сестра жива, успокойся… Пока еще жива.

– Я тебе не верю.

– Хорошо.

Ямакаси не был бы самим собой, если бы не сделал «солнце»,используя балку строительной лебедки как перекладину турника. Снова оказавшисьрядом с Васькой, он вынимает из жилетного кармана мобильник (откуда у негомобильник?) и протягивает его Ваське.

– Звони.

– Кому?

– Ей. Своей сестре.

В это трудно поверить, но Васька разговаривала с блаженнойдурочкой по телефону лишь однажды, когда звонила из дурацкогоПетропавловска-Камчатского и просила выслать денег на дорогу домой;воспоминаний об унижении, которое она тогда испытала, хватит на все оставшуюсяжизнь. К тому же она не совсем внятно помнит свой (вернее – ведьмин) домашнийтелефон, и понятия не имеет, есть ли у Мики мобильник или нет. Наверняка есть.Сейчас все шляются с мобильниками.

– Я не знаю номера ее телефона.

– Зато я знаю. Значит так, кьярида, – Ямакасивплотную придвигается к Ваське и даже берет ее за руку. – Сейчас тыпозвонишь своей сестре и скажешь следующее: ты никого не хотела убивать, этопроизошло случайно, и теперь тебе нужна помощь. Попросишь ее зайти в мастерскуюи отключишься. Это не так сложно. Ты поняла, что нужно сказать?

– Что значит – «я никого не хотела убивать»? Я ведьникого не убивала…

– Пока еще нет. Но собиралась и собираешься. Ведьтак? – он снова пользуется своим неоспоримым татуированным преимуществом, гипнотическимиштучками: одна из них (спираль между большим и указательным пальцем левой руки)мерцает сейчас у Васьки перед глазами; и как только он добивается, чтобы Васькасмотрела именно на нее и никуда больше? Перехватив рукой Васькину шею – воткак.

– Ты все поняла?

– Да.

– Скажешь все, как нужно?

– Да, – Васька едва ворочает языком, а неутихающийветер свистит так сильно, что у нее закладывает уши.

– Тогда я набираю номер. Смотри, не подведи меня.

Пальцы Ямакаси бегают по кнопкам мобильника не дольшенескольких секунд, после чего он протягивает телефон Ваське; длинные гудки –вот что она слышит поначалу. Затем в трубке раздается щелчок, а затем – голос.Ни с чьим другим голосом спутать его невозможно.

– Алло, – говорит ведьма на другом конце провода,на другом конце Петроградки, на другом конце вселенной. – Алло, кто это?

– Это я, – после непродолжительного молчанияговорит Васька.

– Васька? Откуда ты… – голос замолкает, теряется,слабеет. Кажется, он вот-вот упадет в обморок и привести его в чувство можнобудет лишь с помощью нашатыря.

Мика сразу узнала ее, но ведь и она сразу узнала Мику;хорошо бы, чтоб на этот раз обошлось без «шлюх», «сук» и «уволь меня от этойгрязи», хорошо бы вообще побыстрее закончить разговор.

– Васька… Тебя очень плохо слышно… Какой-то шум… Чтослучилось, Васька?

Васькина шея покоится в петле азиатского локтя; не стоитзлить и расстраивать его. Черт его знает, что он может предпринять отрасстройства.

– Что же ты молчишь, Васька?

– Я никого не хотела убивать, – медленно, срасстановкой говорит Васька, она очень старается заглушить ветер. – Этопроизошло случайно…

– О чем ты, Васька?!

– Я не хотела… Убивать… Мне нужна помощь…

– Кого ты убила?!

– Мне нужна помощь… Очень нужна, Микушка… Запрещенный прием.Насколько фальшиво прозвучало это «Микушка»? Наверняка фальшиво, еще бы нефальшиво, если «Микушка» вынимается из сундука памяти раз в сто лет. В складках«Микушки» полно личинок и блох, фасон «Микушки» давно вышел из моды, «Микушку»не рискнешь напялить на себя даже для того, чтобы вынести среди ночи мусорноеведро. Это самое настоящее сумасшествие обращаться к пауку именно так: МИКУШКА.