Лучинку от сигары brissago она обязательно сохранит.

Впрочем, у нее уже есть одна такая лучинка.

Как это произошло?

Был дождь, Мика помнит это хорошо.

Была какая-то крыша – Мика помнит это уже хуже.

И был он, этот парень, который категорически не хочетстановиться воспоминанием. Во всяком случае, сейчас, пока у нее нет Wohnhaus впредместье Ульма или Равенсбурга. И нет политкорректных соек под окном.

Как это произошло?

Когда?

На следующий день после их странного знакомства в ванной,после явления водонепроницаемой спины и водонепроницаемых, украшенныхтатуировками, ягодиц. Мике до сих пор стыдно, когда она вспоминает о том, какглупы были ее резиновые перчатки, как нелепы футболка с надписью «practicemakes perfect»и спортивные штаны с вытянутыми коленями, а жалкие волосы,забранные в жалкий пучок?

За один лишь этот пучок стоило себя возненавидеть.

Этот парень был чрезвычайно мил, несмотря на Минин пучок и «practicemakes perfect».Они провели в ванной, а потом на кухне целый час, а может, дваили три, они так славно беседовали о том, как он работал на бойне и занималсянабивкой чучел, и еще о том, что у него есть крылья и поэтому он получилсертификат промышленного альпиниста.

А потом…

Он поцеловал ее.

Речь не шла о разнузданном поцелуе, какие показывают вфильмах после полуночи с предупреждающей биркой «детям до двенадцати лет смотретьне рекомендуется», отнюдь нет. Он поцеловал ее целомудренно. В целомудренныйлоб.

И Мика ничуть не устыдилась того, что и остальные части еетела столь же целомудренны.

Надо признаться, что иногда она испытывает чувство м-м…неловкости за свою порядком затянувшуюся девственность, ведь ей уже тридцать.Почти тридцать.

Но в ту ночь никакой неловкости не было.

Хотя в этом поцелуе присутствовала не только родственность,которую он, как потенциальный жених Ми-киной младшей сестры, тут жезадекларировал. Мика поцеловала его в ответ, вообще не думая о родственности.

Ей просто захотелось поцеловать этого парня. Только и всего.

Заострять внимание на странных щекочущих ощущениях внизуживота Мика не стала. Не то чтобы она совсем не знала об их существовании, нет.Прекрасно знала, учитывая тысячу прочитанных книг, где это физиологическоеявление анализировалось со всех сторон и было подано во всех ракурсах – ототкровенно непристойного до пошло-романтического.

Странным было то, что это случилось с ней, Микой.

До сих пор ни один мужчина не вызывал такой сладкой паники впридонных слоях ее живота, и, уж если это все-таки случилось, она предпочла бы,чтобы это был совсем другой человек, а не этот парень. Весь остаток ночи Микаубеждала себя в неправильности реакции и тщете ожиданий. Он азиат, и к тому жечересчур экзотичен, и растатуирован как каторжник, пират или ловец жемчуга, исовсем не носит трусов, что, несомненно, негигиенично; он не имеет никакогопонятия о макабрическом режиссере Клоде Шаброле и предпочитает смотретьмультипликационное порно.

Страшно даже представить, чем он занимается подаккомпанемент этого порно. Наверняка (о, ужас!) мастурбирует.

И потом – что тоже наверняка – он младше Мики.

Удивительно, что в размышлениях по поводу этого парня Микани разу не вспомнила о том, что он является женихом ее сестры.

Заснуть удалось только под утро, и даже во сне мысли об этомпарне преследовали ее. В лучших традициях пиратской беллетристики ВашингтонаИрвинга и Рафаэля Сабатини. Два ганзейских когга, два норманнских шнеккера, двагокштадских дракара были набиты этими мыслями под завязку; они размахиваликривыми саблями и закатывали ядра в пушки в предчувствии близкого абордажа, датак угрожающе и лихо, что у бумажной бригантины по имени «Мика» не было никакихшансов уцелеть в столкновении. Лишь приблизившись, когги, шнеккеры и дракарыстали тем, чем и были на самом деле – губами этого парня.

Губы.

Остаток ночи Мике снились его губы. Они были везде, онибесстыдно прикасались к ней, вызывая срамные желания в духе Эммануэль ивозвышенные грезы в духе Шарлотты Бронте, причем Эммануэль переигрывалаШарлотту с хоккейным счетом 11:1.

Проснувшись в холодном поту, Мика обнаружила торчащие соскии подозрительную влажность между ног и впервые подумала о том, что мастурбация,которой она в жизни не занималась, не такое уж бессмысленное времяпровождение.

Жаль только, что учиться этому в ее годы уже поздно.

– …Ты когда-нибудь мастурбировал? – спросила она уофицианта Виталика на следующий же день.

– Я и сейчас мастурбирую, – с готовностью ответилВиталик. – Последний раз проделывал это как раз вчера, в Доме кино, наутреннем сеансе.

– А что за фильм показывали? – поинтересоваласьМика.

– «Депутат Балтики».

– Это ведь не Тарантино.

– Нет, потому и кайфа особого не схватил. На Таран-типеу меня три раза кряду получается.

– Кстати, как там Тарантино? Все еще не собирается вПитер?

– Нет пока, но жду.

…Весь день Мика пытается отвлечься от навязчивых мыслей об этомпарне. Даже готовка, которой она до сих пор с пылом отдавалась, не радует ее. Аведь речь идет всего лишь о шпинате по-монашески, что будет, когда онапереключится на трюфели со шпанской мушкой?..

Днем ганзейские когги, норманнские шнеккеры и гокштадскиедракары не столь агрессивны, как ночью, во всяком случае, они больше нешвартуются у возбужденных Микиных сосков. Главное несчастье дня – татуировки.

Пака-хопе

Пака-ити

Пака-нуи

Матаио-аниата

Татуировок на теле этого парня было огромное количество, онане запомнила ни одной, но, кажется, там присутствовали солнца, спирали,геометрические и растительные орнаменты, что означает пака-хопе?То, чтосине-черной змеей обвивает его грудь? А может быть, запястья? А может быть,щиколотки? Мика натыкается на них случайно, взяв жестянку с фенхелем, одну изшести.

Много лет назад она принесла все шесть заветных коробочек соспециями на кухню «Ноля», и все эти годы коробочки служили ей верой и правдой.

Специи в них не заканчиваются никогда.

Более того, в каждой из жестянок могут возникать (и таким женеобъяснимым образом исчезать) смеси из тертых корней неизвестных ей растений,мелко протертые или цельные плоды с запахом, кружащим голову, порошкинемыслимого цвета (их тоже, при желании, можно отнести к специям). То, чтороднит содержимое жестянок:

они всегда приходятся к месту.