– А вы действительно чувствовали? – Стивенс уставился на него.

Йену стало неловко.

– Ну, я не знаю, – признался он. – Может быть, и нет. Но я действительно не замечал ничего необычного и выходящего за рамки повседневности.

– А меж тем это было всегда. Вы просто не знали, где искать. Теперь же… Теперь не заметить этого просто невозможно.

– Тогда что мне делать? Что мы все должны делать? Бежать? Убираться, пока не стало слишком поздно?

– Вы не можете бежать. Потому что вы – Его часть. Вы – часть Университета, часть организма. Это как кожа. Кожа – это часть вашего организма. И клетки вашего эпидермиса не могут просто так взять и решить, что они больше не ваша часть. Это попросту невозможно. Клетки не могут мыслить самостоятельно.

– А я могу. И могу уехать, если захочу.

– Да неужели?

– Люди постоянно куда-то уезжают, переводятся, приезжают новые…

– Это всё волосы, ногти. Они никому не нужны. Они не являются жизненно важными органами.

– А я являюсь?

– Да! В этом ваша слабость и ваша сила. В какой-то степени вы зависите от этого Университета, но вы также можете влиять на него и разрушать его изнутри. Может быть, аналогия с организмом не совсем корректна, потому что люди в Брее не делятся в зависимости от их функций, как человеческие органы, но вы – часть этого существа и можете нападать на другие его части.

– Как корпускулы, которые нападают на вирусы?

– Вот именно! – Стивенс одним глотком выпил свою чашку кофе. – Скажите, Он уже с вами разговаривал?

– Разговаривал? Вы хотите сказать?..

– Ну да. Вы что-нибудь слышали? Он уже пытался общаться с вами напрямую, используя слова?

Йен медленно кивнул и рассказал о послании на компьютере Марии.

– С разными людьми Он общается по-разному. Кто-то слышит голоса. В других случаях Он использует радио или видео. В вашем – компьютер. – Стивенс покачал головой. – Это не есть хорошо. Он вас знает. Знает, кто вы. А одним из ключевых факторов является анонимность. Может быть, один из ваших людей сможет преуспеть…

– Преуспеть в чем?

– Я же вам уже говорил. Мы должны взорвать этого сукина сына.

– Как университет в Мехико?

– Вот именно. – Ухмыльнувшись, Стивенс кивнул.

Официантка вернулась с новой порцией чая для Йена и кофе для Стивенса и, хотя ей явно хотелось задержаться и поболтать, ледяное молчание и взгляд Стивенса быстро отправили ее восвояси.

– Так как же вам удалось все это выяснить? – поинтересовался Йен.

– А также что случилось с моей женой?

Эмерсон кивнул, не отводя глаз.

– Все преподаватели хоррора задают эти вопросы. – Стивенс опять одним глотком выпил свой кофе, достал из внутреннего кармана пиджака очередную сигарету и прикурил ее. – Ладно, – сказал он, выдохнув дым, – я расскажу вам. Как вы знаете из суперобложки, я жил в Нью-Мексико со своей женой Пат. Я преподавал английский и только что закончил свою антологию. Пат учила детишек в подготовительной школе в кампусе, куда ходила и наша дочь Эми.

И вот я заметил, что за последние три-четыре года интерес студентов к моему предмету значительно снизился. Сначала я подумал, что это связано с общим снижением уровня обучения, с которым наша страна столкнулась в последние десятилетия. Но в тот год, когда Эми пошла в подготовительную школу, все стало происходить с калейдоскопической быстротой. Студенты были не просто апатичными – они стали враждебными и очень агрессивными. Да и другие преподаватели вели себя как-то странно…

– Все это мы уже проходили, – заметил Йен.

– А как же. – Стивенс затянулся и загасил сигарету в пепельнице, хотя она была почти целая. – Но самым страшным было то, что изменились Пат и Эми. Они стали очень молчаливыми, очень отстраненными, и хотя я постоянно пытался выяснить, что с ними такое, мне было сказано, что у них все хорошо. Я стал думать, что, может быть, Эми – или Эми и Пат – подвергаются растлению и сексуальным надругательствам. Хотя никаких реальных причин так думать у меня не было. То есть я хочу сказать, что в подготовительной школе преподавали только сертифицированные, как и моя жена, педагоги, а все вспомогательные функции выполнялись выпускниками педагогического факультета. Тем не менее я спросил об этом Пат, и у нее сорвало крышу. Мы здорово поссорились, и я отправился спать на диван. Но ночью она пришла в гостиную, устроилась рядом со мной и рассказала, что очень боится. Пока ничего не произошло, но студенты мужского пола вдруг начали помогать в подготовительной школе, атмосфера, по ее словам, стала очень странной, и она чувствует себя не в своей тарелке. Я сказал ей, что надо немедленно забирать оттуда Эми, но Пат заявила, что с дочерью ничего не случится, пока она рядом. И она будет за этим следить.

На следующий день – и это действительно был следующий день – у меня был семинар по началам литературного творчества. Я попросил студентов написать эссе об абортах, о всех «за» и «против», объемом в три-пять страниц, и к тому времени, когда я вошел в класс, все они сдали свои работы. По крайней мере, я так подумал. Но оказалось, что на моем столе лежит пачка листков, на каждом из которых написано: «Я трахал вашу дочь».

– Боже, – вырвалось у Йена.

– Я посмотрел на аудиторию – все они смотрели на меня с какими-то полуулыбками – и перепугался до потери пульса. Неожиданно я понял, что должен забрать Пат и Эми из подготовительной школы и бежать из кампуса. В тот же самый миг я выбежал из аудитории и бросился через кампус к тому месту, где находилась подготовительная школа… – Стивенс закрыл глаза, сделал глубокий вдох и выдох. – Я сразу же заметил, что на небольшой игровой площадке находится слишком много народу. Слишком много взрослых. Бежал я изо всех сил и на бегу слышал смех взрослых и крики детей, а подбежав, увидел двух звезд нашей футбольной команды, одетых лишь в набедренные повязки, раздевающих маленького мальчика, прижав его к игрушечной черепахе из бетона, стоявшей на игровой площадке. Ни Пат, ни Эми на площадке не было, поэтому я перепрыгнул через низенькую загородку и вбежал в здание. Пат и еще две женщины, голые, сидели, связанные, в углу. А мужчины насиловали мою дочь!

– О господи, – не смог сдержаться Йен.

– И пользовали они ее не в вагину! – Стивенс хлопнул рукой по столу и возвысил голос. – И не в рот! – Он еще раз ударил по столу. – И даже не в зад! – Еще один удар. – Они вспороли ее живот и насиловали ее печень, почки, кишки! – Теперь он уже практически кричал, и все посетители ресторана таращились на него, но старались делать это незаметно. – Трое из них были на ней, двое дожидались своей очереди, а еще один, с длинным хером, мочился на ее кровь. Тут я взбесился, схватил стул и разбил ему его гребаную башку, а те, что ждали своей очереди, набросились на меня, и я практически забил их до смерти. – Тут он вновь закрыл глаза и сильно зажмурил их, будто старался избавиться от образов, заполнявших его сознание. – На полу лежали другие мальчики и девочки, окровавленные и мертвые, но некоторым из детей, наверное, удалось убежать, потому что трупов было не так много.