Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самуэльс подчеркнул, что за последний год в Университете произошло около ста серьезных преступлений, связанных с насилием, и что элементарный пересмотр требований, предъявляемых к поступающим, смог бы снизить эту цифру процентов на 50. Он сказал, что большинство преступлений было совершено рецидивистами, которые не смогли бы поступить в Университет, если б необходимые изменения были внесены вовремя.
Ни один из студентов, заметил он, не является жителем Бреи.
Представитель ЖГПП также обвинил в растущей преступности полицейский участок в кампусе, который он охарактеризовал словом «шутовской». При поддержке других членов группы Самуэльс предложил, чтобы участок, пользующийся сейчас независимым статусом, перешел в подчинение полицейского управления Бреи, с тем чтобы «более эффективно и ответственно реагировать на запросы населения».
«Мы злы как черти и больше подобное терпеть не намерены, – сказал Самуэльс. – Если администрация Университета не в состоянии выполнять свою работу, мы с удовольствием сделаем это сами».
Представители Университета спокойно выслушали эту критику и ответили по пунктам на каждую из жалоб.
В процессе горячей перепалки с Самуэльсом начальник университетского полицейского участка Ральф Лайонс признал, что количество преступлений по сравнению с прошлым годом возросло, но заметил, что винить в этом надо не правила или процедуры, а самих студентов.
«Они же уже были такими, когда поступили к нам, – сказал он. – Ведь это не мы их воспитали. И если б вы, вместо того чтобы организовывать комитеты, уделили бы больше внимания воспитанию ваших детей, то, возможно, они не стали бы преступниками».
Клифф Муди, представитель Университета по связям с общественностью, был более дипломатичен: «Я не хочу преуменьшать важность вопросов, заботящих этих людей. Но, честно говоря, нам нужны скорее пиарщики, а не изменения в правилах. Все это вопрос восприятия нас широкой общественностью. А с политикой или полицией у нас нет никаких проблем».
Предполагается, что ЖГПП представит свой документ в Городской совет в понедельник.
Шерил понадобилось несколько недель на то, чтобы вернуться в редакцию, хотя она не была уверена, что все еще работает там. Под колонкой новостей культуры по-прежнему стояла ее подпись как редактора, хотя она им не была с…
С момента изнасилования.
Изнасилование. Теперь Шерил могла думать о нем, хотя какое-то время это было для нее невозможно. Она напоминала стороннего посетителя в своей собственной жизни, ежедневно выполняющего рутинные поступки, вместо той, которая когда-то звалась Шерил Гонзалес, в то время как самой Шерил приходится ходить по минному полю и стараться избегать любых намеков на то, что с ней произошло. Она не забросила учебу, никому ничего не рассказала, но в качестве отложенного последствия постепенно перестала посещать занятия на любых этажах, кроме первых.
Она не хотела вновь оказаться на лестнице.
В последнее время Шерил много спала, быстро уставала и даже потеряла десять фунтов веса, поскольку почему-то больше не испытывала чувства голода. Еда была ей противна.
Она даже потеряла всякий интерес к музыке, чего никак от себя не ожидала. А вот сегодня… Сегодня все было по-другому. Утром Шерил проснулась на удивление отдохнувшей, наполненной незнакомым ощущением того, что сегодня ей надо что-то сделать, что-то совершить. Она не имела ни малейшего представления, о чем идет речь, но, подчиняясь этому ощущению, направилась в универ и, позже, в редакцию газеты.
Перед входом Шерил заколебалась. В отделе новостей было много народу, он был полон шума и кипучей деятельности, которых она в последнее время старалась избегать и теперь не была уверена, что готова погрузиться в них. Шерил спряталась в холле, как раз рядом с входной дверью, и рассуждала сама с собой, то ли ей зайти, то ли бежать куда подальше, когда из лифта вышел Стюарт, сразу ее заметивший.
– Шерил! – воскликнул он. – Где ты пропадала?
Стало ясно, что она попалась в ловушку. Надев на лицо искусственную улыбку, Шерил помахала ему рукой и вошла в комнату. Ее немедленно окружили, и в первые несколько мгновений, когда все ее приветствовали, ей было по-настоящему приятно. Здесь ее ждали. Здесь она была нужна.
А потом кто-то дотронулся до ее руки, а кто-то до спины, а Эдди вообще попытался обнять ее, и у нее началась паника. Сделав шаг назад, она попыталась вырваться. Эдди что, пытается ее лапать? А Фарук смотрит плотоядным взглядом? Она специально надела мешковатые блузку и джинсы, но, может быть, они все равно видят? Может быть, видны контуры ее тела?
Видна ее грудь?
Ее вагина?
Ей стало жарко, она вспотела; стало трудно дышать. И впервые Шерил заметила, что в комнате собрались не все. Не было Стива. И Форда. Ей в голову пришла мысль, что они могут быть на занятиях или на задании, но почему-то она знала, что это не так.
А еще Шерил заметила, что само помещение отдела новостей изменилось. Исчезли постеры, которые она повесила на стену у себя за спиной, исчезли цветы в горшках, которыми Нортон украсил комнату. Исчез и сам Нортон. Жалюзи в кабинете советника было поднято, и комната, в которой остался только письменный стол, выглядела совсем маленькой. Помещение было грязнее и неопрятнее, чем ей казалось раньше. На плиточном полу виднелись черные следы, столешницы были исцарапаны и изрезаны, а в гипсовой стене зияла дыра величиной с кулак.
Шерил поблагодарила всех за теплый прием, объяснила Джиму, что была больна, но что сейчас всё уже в порядке, и спряталась за своим столом, со вздохом опустившись в кресло и радуясь тому, что это хоть какая-то защита.
Она просмотрела пачку обзоров, которые лежали в ящике для входящей почты. И услышала, как остальные редакторы, понизив голос, обсуждают ее и сплетничают у нее за спиной. Она притворилась, что ничего не замечает, что занята чтением одного из обзоров, но держала ушки на макушке и внимательно слушала, что о ней говорят. Эдди действительно сказал: «Сука психованная»? А Фарук – «Гребаная мокрощелка»?
Неожиданно ей пришло в голову, что в этом семестре она единственная девушка-редактор. Почему? Для квоты? А может быть, Нортону и Джиму не нравятся женщины? Или им нравится она? Может быть, они ее хотят? Может быть, они все ее хотят? Она вспомнила об уборщике на лестнице, и ей вдруг опять стало жарко, тесно и душно.
Шерил заставила себя глубоко вдохнуть. Нет, она вовсе не поэтому единственный редактор-девушка в этом семестре. Джим не такой. Она знает.
Знает ли?
Что-то велело ей открыть верхний ящик стола. Шерил сделала это – и там, на пачке бумаги для заметок, лежал нож. Новый, длинный, острый и блестящий. Она осторожно протянула руку и дотронулась до него. Твердый металл приятно холодил руку.