Лицо Даррелла изменило выражение, он покачал головой.

– Черт, – с отвращением выдохнул он, пристально глядя на меня. – Ты и вправду думаешь, что мне так хочется это делать? Что меня это забавляет?

– Твоя мать, – проблеял я между двумя хриплыми вдохами, – похоже, она сосет член в Ньюхэйлеме…

Я заметил, как его взгляд стал тупым и непонимающим.

– Чего?

Я говорил у самого его уха, но он не был уверен, что расслышал. Быть не может, чтобы я сказал такое. Не Дарреллу Оутсу, это невозможно.

– Это правда, что она обожает угрей?

– В смысле?

– Что она пихает их себе в киску?

Глаза у него засверкали, я увидел, что теперь Оутс стал совершенно ненормальным.

– Что ты сказал?

– Говорят, она заставляет ваших кобелей залезать на нее… Как их там зовут? Ах да, Саддам и Ким Джонг… Нет: Башар и Ким Джонг… Прямо имена… А-а-а-а-а-ах!

Даррелл нажал еще сильнее. Наверное, скоро его пальцы проткнут мне плечо и встретятся; он мог бы поднять меня за ключицу, как за вешалку.

– Кажется, она становится на четвереньки… а они ее…

– ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?

– Ты… ты все слышал… Даррелл, сукин сын… Оутс… Ай… Отсоси у меня, ублюдок…

Даррелл с расстроенным видом уставился на меня.

– Ты хорошо скрываешь свою игру, – бросил он и посмотрел на меня, будто изучая. – Мы с тобой одного поля ягода, верно, Генри? – Он покачал головой. – Но это ничего не значит. Все равно ты сейчас сдохнешь, вы сейчас оба сдохнете.

Побледнев до синевы, он отпустил меня. Мои легкие, издав хриплый звук, глубоко вдохнули влажный воздух. Я положил руки на колени. Даррелл казался сбитым с толку: все шло совсем не так, как он планировал.

– И кого ты сбросишь первым, Даррелл? – спросил я.

Он озадаченно нахмурился. Затем на долю секунды перевел лихорадочно блестящие глаза на Чарли:

– Вот он первым и подохнет. А ты будешь смотреть, как он падает.

Я дышал с трудом. Туловище у меня было наклонено, подбородок опущен.

Я поднял голову.

– Затем это будет…

Увесистый камень в моей руке со всего размаха ударил его в висок. Я подобрал его и положил в карман еще у подножия маяка, воспользовавшись парой секунд, когда, находясь там, наверху, на платформе, Оутс исчез из поля моего зрения, а я, соответственно, – из его. Все оставшиеся силы, весь свой вес, всю свою энергию отчаяния я вложил в это маятникообразное движение руки. Противник покачнулся, потеряв равновесие от силы удара. Я увидел, как в его раскосых глазах растет удивление, в его прозрачных сумасшедших глазах; в то мгновение, когда я снова ударил его камнем, прямо в нос. Разбив его – чисто и просто.

Одновременно боднул его головой, словно баран. Схватил его, как в футболе, и, воспользовавшись инерцией движения, швырнул к ограждению. Оутс оказался тяжелым, мощным. Но его висок и нос кровоточили, на короткий миг он растерялся – и был снесен моим порывом.

Руки противника попытались найти опору, схватить меня, и у него это, без сомнения, получилось бы, будь у него хоть немного времени прийти в себя.

Но как раз времени у него и не было – и его руки встретили лишь пустоту.

На долю секунды существовали только шум дождя, ветра и океана – а потом замолкли даже они. Последовала тишина, которая дала мне неслыханное ощущение силы и спокойствия. Я ощутил страх Даррелла – он словно подхлестнул меня; я оживился, взбодрился. А затем Даррелл перевалился через ограждение – голова, туловище, таз, ноги… – и я увидел, как он

пада

а

а

а

а

ет…

– Черт возьми, Генри, что ты наделал?!

«А тебе бы хотелось, чтобы вместо него полетел вниз ты?» Я подумал это, но не сказал. Согнувшись вдвое, восстановил дыхание. У меня ужасно болели плечо и живот.

– Вытащи меня отсюда, – уже умоляющим голосом произнес Чарли.

Все его тело сотрясалось от озноба, ноги колотились одна об другую, будто кастаньеты, и я испугался, что он потеряет равновесие и свалится.

– Держись как следует, хорошо?

Чарли кивнул. Мне было трудно развязывать узлы, разбухшие под дождем. Пришлось отчаянно скрести их ногтями.

– Ну вот. Осторожно. Я тебя отвязываю…

Побелевшими пальцами Чарли схватился за перила. Медленно обернулся ко мне, повернувшись спиной к ревущему морю, скалам и трупу Даррелла внизу. Я крепко держал его за руки. Двигаясь еще медленнее, он перебрался через ограждение. Оказавшись на другой стороне, оперся об меня.

– Спасибо, – выдохнул он.

Затем соскользнул на металлическую платформу, усевшись спиной к маяку. Чарли икал, глаза его, полные ужаса и слез, были широко открыты.

Он громко разрыдался.

Я положил руку ему на плечо.

– Чарли, надо поскорее убираться отсюда.

Мой друг кивнул, при этом не переставая плакать.

– О черт, Генри… – выдавил он, дрожа всем телом. – Ох, чертово дерьмо, Генри!.. Какая-то пакость из фильма ужасов, правда?

Затем он принялся выть:

– Что же нам де-е-е-е-елать? Он же мертвый, черт! Он охрененно мё-о-о-о-ортвый!

Должен сказать, я это охрененно понимал.

Но в общем и целом припадок Чарли пошел мне на пользу. Вид его истерики прогнал другую – ту, что угрожала захватить меня. Он не позволил мне поддаться, обязывая сохранять хладнокровие. Я мягко схватил его за руки.

– Ну, пошли же…

Чарли послушался, встал. И упал мне на руки.

– Ай! – вскрикнул я, почувствовав боль в ключице, и подумал, что она может быть сломана или вывихнута.

– Генри, мы все еще друзья, верно?

– Так же верно, как то, что ты любишь девчонок с сиськами, приятель, – усмехнулся я.

* * *

Подгоняемый чрезвычайностью ситуации, Ноа ехал быстро. Он перезвонил Джею, и тот пересказал ему телефонный разговор Генри. При этом объяснив, кто такие Оутсы…

Черт, встреча на верху маяка! Ну кому взбрело бы в голову спешить в такую грубо подстроенную ловушку?

Перед Рейнольдсом приоткрылась завеса дождя, позволяя увидеть маяк. Он припарковался у подножия большого белого цилиндра и выскочил из машины.

Сразу же его хлестнули струи дождя. Ноа поднял глаза – наверху никого нет. Платформа пуста. Затем он увидел фигуру, вытянувшуюся чуть в отдалении, на камнях, у подножия маяка, и вздрогнул. Господи боже! Он опоздал! Ноа бросился туда. Оказавшись от нее примерно в пяти метрах, испустил вздох облегчения: это был не Генри… И уж точно не его приятель Чарли… Хотя тело было разбито и переломано – нога вывернута под неестественным углом, икра лежала под прямым углом к бедру в обратном направлении, задняя часть черепа разбита, будто скорлупа ореха, побывавшего в орехоколке. Из нее на камни текла кровь, почти такая же темная, как остаток черной воды прилива. Несомненно, это был взрослый человек, и Ноа сделал вывод, что перед ним то, что осталось от Даррелла Оутса. Логичный конец для того, чья жизнь и так была похожа на долгое падение в пучину преступлений и порока.