– Не, – надрывался первый, –кости прямо наружу торчат!

– Так и надо, – позлорадствовалвторой и, ухватив меня за воротник, рывком поставил на ноги: – Идти можешь?

Я кивнула.

– Тогда пошли.

Свет погас, наступила кромешная тьма. Вкакую-то минуту моя правая нога подвернулась, и я шлепнулась спиной прямо наступеньки.

– Гляди, куда идешь, – сердитоотчитал меня провожатый, вновь рывком поднимая с лестницы.

– У меня нет с собой прибора ночноговидения, – рассердилась я, – чего, как кошку, за шкирку хватаешь!

– Еще и огрызается, – фыркнулмужчина, и мы выпали во двор.

Небольшое пространство оказалось забитомашинами, а в сугробе лежала Татьяна и стонала. Около нее, покачиваясь напятках, стоял милиционер, рядом парочка мужчин в штатском. Один из нихобернулся, и я узнала Володю Костина.

– Здравствуй, красота ненаглядная, –ухмыльнулся майор, – плоховато выглядишь, куртка в грязи, морда сажейперемазана, ты что, через трубу лезла?

Я молчала, не понимая, что происходит.

– А ну иди сюда, – велел приятель.

На плохо слушающихся ногах я подковылялапоближе.

– Знаешь, кто это? – спросил Володя,указывая на стонущую девушку.

Я вгляделась в фигуру. Она лежала на спине, черныеджинсы были порваны, и под ними растекалась кровавая лужа. Темная куртказадралась, а лицо было прикрыто вязаным шлемом, только в прорезях лихорадочноблестели глаза.

– Ну, – поторопил майор, – ктоэто, по-твоему?

– Татьяна Митепаш, она же Ксения Федина, –ответила я и добавила: – Вызовите «Скорую», ей же больно.

– Сейчас приедет! – отмахнулсяКостин. – Митепаш, говоришь? Теперь смотри.

Он нагнулся и молниеносным движением сдернултрикотажную маску. Раздался дикий вскрик, я вздрогнула и уставилась на лицо.Было отчего тронуться умом. На грязном, окровавленном снегу, испускаябесконечные стоны, лежал Федор Бурлевский.

В ту ночь я так и не легла спать. СначалаКостин вытряхнул из меня всю душу, требуя последовательно рассказать о своихприключениях. Но не успела я закрыть рот, как Володя позвал Славу Самоненко иеще двух незнакомых мужиков в сильно помятых брюках.

– А теперь еще раз с самогоначала, – велел майор.

– Никогда! – разозлилась я. – Ятолько что рассказала…

– Слушай, Лампа, – прошипелКостин, – начинай заново, а то по тебе изолятор временного содержанияплачет, а там знаешь как плохо, стул…

– Знаю, знаю, – вздохнула я, –мебель железная и к полу привинчена, а в унитазе все время льется вода.

– Почему? – оторопел Костин.

– Потому что бачков нет, – пояснилая.

Самоненко заржал и спросил:

– Ты, Владимир, небось и не знаешь, какпараша выглядит, а Лампа в полном курсе. Кстати, как там мопсихи? Будет у менященок?

– Я по камерам не хожу, – буркнулмайор, – и в сортиры не заглядываю, на то есть другие работники. Ладно,еще разок, с самого начала.

Я принялась медленно излагать факты. Домойотправили меня около четырех утра. Но стоило мне на цыпочках вползти вприхожую, как двери комнат захлопали, и встрепанные домашние потребовалиразъяснений. Пришлось каяться в третий раз. Спать отпустили только в семь утра.Я легла на неразложенный диван, подгребла поближе к замерзшим ногам Аду с Мулейи, чувствуя, как согреваются ступни, провалилась в мягкое болото сна.

– Эй, Лампа, – раздалось тут же надухом.

Господи, только глаза закрыла.

– Ну что еще? – простонала я,безуспешно пытаясь разлепить веки, – дайте отдохнуть.

– Хватит, голубка сизокрылая, –проворчал мужской голос, – ужинать пора.

– Как, – изумилась я и машинальносела, – который час?

– Двадцать один тридцать, – хмыкнулВолодя, – продрыхла целый день и еще хочешь?

– Кошмар, – пробормотала я и туттолько сообразила, что сижу на диване в мятой майке, со встрепанной головой и,очевидно, размазавшейся тушью. – Отвернись сейчас же.

– Почему? – удивился майор.

– Я не причесана и плохо выгляжу.

– Да? – спросил Володя. – Апо-моему, как всегда!

Пришлось вылезать из-под одеяла и ползти накухню. Там уже уселась вся семья с выжидательным выражением на лицах.

– Владимир, – весьма официальноначала Катя, – ну теперь, когда Лампа проснулась, ты объяснишь нам, что кчему?

– Ага, – ухмыльнулся майор иподвинул к себе поближе тарелку с пельменями, – только почему я? У васЛампа – высококвалифицированный детектив, можно сказать, гроза бандитов, пустьона и вводит всех в курс дела.

– Она ничего не знает! – всплеснуларуками Юля. – А нам интересно!

– Ну? Неужели? – дурачился Володя,вываливая на пельмени полбанки сметаны. – Как же так? Ничегошеньки неузнала?

Я молча ковырялась в тарелке вилкой.

– Кто стрелял в Валентину? – неуспокаивалась Юля.

– Действительно, кто? – спросилмайор и уставился на меня. – Знаешь?

Я сделала вид, будто никак не могу разжеватьклеклые куски теста.

– Понятно, – удовлетворенно протянулВолодя. – А где Татьяна Митепаш и кто зарезал Зайцеву?

– Монахов, – обрадовалась я.

– Понятно, – ухмыльнулсямайор. – Ну а кто же тогда убил Светлану Родионовну Ломакину, а?

Повисло молчание.

– Отлично, – подвел итог майор ипринялся методично намазывать кусок хлеба «Виолой». – Ну уж, Лампа,драгоценная, ответь на последний вопросик: почему Федор Бурлевский решил оттебя избавиться?

Пришлось нехотя признать:

– Не знаю!

– Чудесно, – резюмировал Володя.

– Сам-то ты в курсе? – обозлилась я.

– Естественно, – пожал плечамимайор.