Что не могла? Почему ты замолчал? О чем ты думаешь?

– Та рхунка, – произнес Мовиндьюле. – Она владеет Искусством.

Не может быть.

– Я уже видел ее раньше, когда был здесь с Гриндалом. Он наложил на всех заклятие молчания, но она заговорила. У нее талант.

Одним талантом тут не обойдешься. Мы с тобой едва не погибли. Удар был такой силы, что мне показалось, у Авемпарты есть башня-близнец.

– Не «мы», а я едва не погиб. Я! Тебе-то ничего не угрожало.

Ты жив. Все закончилось. Хватит делать из мухи слона.

– Из мухи слона? Да я чуть не умер! Что тут непонятного?

Это война, а не увеселительная прогулка. К тому же ты сам вызвался.

– Я принц, а не простой солдат.

Смерть не разбирает кто есть кто. Поневоле задумаешься о ценности привилегий, не так ли?

– Я все еще бегу, то есть быстро иду, чтобы смыться оттуда. Нечего менять тему. Что если я прав и удар нанесла рхунская девчонка?

Наступило долгое молчание. Мовиндьюле уже вернулся в лагерь, когда в его голове вновь раздался голос Джерида:

Тогда Тараней прав. Дьявольски прав.

В кузнице Алон-Риста гораздо лучше, чем в хижине в Далль-Рэне: много места, топчан, большой горн, наковальня, желоб для воды, верстак с инструментами – и никаких призраков. Последнее особенно приятно. Ивер никогда не бывал здесь, и ничто не напоминало Роан о покойном хозяине. Тем не менее, она не спала на топчане. Он стоял в кузнице скорее для видимости, как уступка Гиффорду и гномам. Роан сама им не пользовалась. Она работала до тех пор, пока не падала от усталости где придется, – хорошо еще, что ни разу не свалилась в горн. И всегда просыпалась на топчане. Маленькие человечки относили ее туда, а утром говорили, что она просто не помнит, как добралась до постели. Сначала Роан им верила, а потом осознала – просыпается-то она заботливо укрытая одеялом и без башмаков.

Роан, Потоп, Мороз и Дождь – их называли «Кузнец и подмастерья», «Дева и три гнома», но чаще всего «Она и эти» – сильно сблизились. Всех четверых отличали трудолюбие и добросовестность. Они почти не разговаривали, впрочем, им и не требовалось. Их общение сводилось к нечленораздельным звукам и жестам. Наклон головы означал «добавь угля», а кивок – «поддуй мехи». Гномы спали так же мало, как и Роан, но не потому что не нуждались во сне. Если Роан работала, то и они вместе с ней.

Работа выматывала все силы, но и этого ей было недостаточно. Раньше Роан пыталась забыть об Ивере, и тяжелый труд помогал как нельзя лучше. Теперь она и не вспоминала о старом резчике, однако вовсе не из-за занятости. За последние два дня Роан ни разу не притронулась к молоту, получившему имя «Большая Колотушка». После отъезда Гиффорда она не разводила огонь в очаге, не полировала металл. Все два дня девушка просидела в углу, сжимая забытый им костыль: плакала, теребила волосы, грызла ногти или просто смотрела в никуда.

Роан почти всю жизнь провела в страхе. Животный ужас вошел у нее в привычку. Со смертью Ивера все изменилось. Теперь шла война, правда, она казалась безликой и далекой. Бояться войны – все равно что бояться голода или чумы. Эти невзгоды не страшили Роан так, как перспектива оказаться запертой в крошечной хижине наедине с огромным мужчиной, которому нравится ее мучить. После смерти Ивера половина ее жизни как будто исчезла, а вместо страха пришло чувство вины.

Роан убила своего хозяина. Несмотря на все доводы Гиффорда, девушка не могла найти себе оправдания. Ей начало казаться, что она и сделала Ивера таким. Тот никогда не был жесток к другим людям. Все в далле его любили. Значит, дело в ней; она будила в нем зло. А если ей удалось сбить Ивера с пути добра, она может дурно повлиять и на других.

Ты всю жизнь была для меня обузой и станешь проклятием для любого, кто тебя полюбит. Такова уж твоя суть, Роан. Ты – подлая дрянь и заслуживаешь того, что я сейчас с тобой сделаю…

И вот теперь, когда Роан начала надеяться, что ей удастся жить дальше без тошнотворной тревоги, заставляющей колотить молотом по наковальне до потери сознания, страх вернулся. Однако на сей раз то был другой страх.

Девушка смотрела с парапета, как Гиффорд пересекает мост и мчится по лагерю фрэев. Она молилась всем богам, чтобы он не погиб. Жить в ожидании боли ужасно, а без Гиффорда – еще хуже. Ивер не был полностью предсказуем, но Роан научилась принимать меры предосторожности, чтобы уберечься от большой беды. Она знала, как поддерживать чистоту, какие вещи можно трогать, а какие нельзя. Еще она знала, что нужно молчать, а если хозяин позовет, отвечать немедленно и никогда, никогда не защищаться от ударов – иначе он бил еще больнее. Когда Ивер засыпал, Роан немного расслаблялась и вздыхала с облегчением. Сейчас она ничем не могла помочь Гиффорду, и не было спасения от страха, сдавливающего горло. А вдруг он погиб, а вдруг он… Один и один будет два, два и два будет четыре, четыре и четыре будет восемь…

Роан считала и считала. Цифры помогали ей отвлечься. Когда она уставала считать, то принималась ломать голову над тем, каким способом прекратить свою жизнь. Выбрать наилучшее решение оказалось не так-то просто. Роан была признанной мастерицей по части сложных задач. Она уже придумала с десяток весьма действенных способов самоубийства. Самый лучший – конечно, отравление, но ей пока не удалось создать идеальный яд. Все, что для этого потребуется… восемь и восемь будет шестнадцать, шестнадцать и шестнадцать будет тридцать два, тридцать два и тридцать два будет…

Кузница затряслась, в углах взметнулась пыль. Три гнома замерли с поднятыми молотами и переглянулись. Через мгновение здание вздрогнуло от второго удара. Роан и дхерги опрометью выбежали во двор как раз в тот момент, когда неведомая сила снесла верхушку Мерзлой башни.

Массивные каменные блоки, срезанные под углом, полетели вниз. Часть из них рухнула за пределы крепости, некоторые упали во двор. Один пробил крышу дровяного сарая; в воздух взлетели поленья.

На улицу высыпали люди, кое-кто в ночных рубашках. Роан удивилась их неподобающему виду, однако быстро сообразила, что уже утро. На небе розовел слабый отсвет зарождающейся зари.

– Что случилось? – спросил кто-то.

Никто ему не ответил.

Роан бросилась за своей тревожной сумкой – маленькой торбой, в которой собраны вещи, необходимые при чрезвычайных ситуациях (она придумала ее в дополнение к идее о кармане). Внутри лежали иголка с ниткой, веревка, моток бечевки, короткая и крепкая палка, соль, полоски и квадраты чистой ткани, крошечный кусочек серебра, кора ивы, ножи, маленький молот по имени «Колотушка Поменьше», чашка и небольшая пила. Девушка подхватила сумку и побежала за Падерой.