– Постройте войска, но не наступайте, – приказал Лотиан. – Сегодня мы будем действовать иначе.

Расскажи ей про рхунку.

– У них есть еще один мастер Искусства, – произнес Мовиндьюле. Фэйн удивленно взглянул на него. Принцу было приятно, что отец проявляет интерес к его словам, однако он прекрасно понимал: Лотиан слушает вовсе не его, а Джерида. – В Алон-Ристе есть рхунская заклинательница.

– Ты сказал «рхунская»? – недоверчиво переспросил фэйн.

– Мы полагаем, она обладает невероятной силой. – Мовиндьюле предусмотрительно использовал слово «мы», предвидя, что отец ему не поверит.

Не настолько уж она сильна. Я просто не ожидал. Теперь, когда мне известно о ее существовании, все будет по-другому.

– Рхунка, владеющая Искусством? Как такое вообще возможно?

Мовиндьюле пожал плечами – за себя и за Джерида.

– Кэл способен ее победить?

Разумеется.

Принц кивнул.

– Что ж… – Фэйн сам застегнул последнюю пряжку на доспехах. – Скажи Джериду, пусть подогреет башню. Сегодня мы кое-что здесь разрушим.

Мойя поднялась на парапет над воротами. Там уже стояли лучники, а с ними – Тэш.

– Разве тебе полагается быть здесь? – осведомилась она.

– Рэйт не говорил, что мне сюда нельзя.

– Ты не спрашивал.

– Откуда ты знаешь? – ответил юноша, вешая на плечо колчан со стрелами.

У него было двадцать – двадцать пять стрел, ощетинившихся белым, серым и черным оперением. У других лучников – примерно столько же. Мойя вспомнила, что сражалась с демоном всего шестью стрелами; наконечники у них были каменными, а сама стрела представляла собой крошечное копье с рядом значков. Теперь же на каждой стреле были железные наконечники без всяких знаков, а на конце – три пера, и никто даже не догадывается, как выглядела первая стрела и зачем на ней значки. Возможно, если кто-нибудь прочитает записи Брин, люди узнают правду.

На другой стороне моста стояло войско фрэев. Надо же, какой прямой строй.

– Без команды не стрелять, – громко сказала Мойя. – Ждите моего сигнала.

– Как там Брин? – спросил Тэш.

– Если бы ты не торчал здесь, мог бы сам сходить в Кайп и выяснить.

– Тогда я не смогу убивать эльфов.

Мойя согнула лук, поправила тетиву и пристально взглянула на юношу.

– Ты так сильно их ненавидишь?

– А ты как думаешь? Они вырезали всю мою деревню, весь мой клан, всех моих родных. Я хочу отплатить им тем же.

– Мы живем вместе с ними. Я, например, в буквальном смысле живу с одним из них. Не говори такие вещи при фрэях, даже при нем.

– Ты про Тэкчина?

– Да, про того страшилу. – Мойя еще раз проверила тетиву. – Не все из них злодеи.

Тэш бросил на нее совсем не детский взгляд – холодный, жесткий, безжалостный.

– Согласись, что это правда. Ты ведь сам спас Нифрону жизнь.

Тэш отвернулся и не ответил, однако Мойя заметила в его взоре нечто темное – страшный, неутолимый голод, который встретишь не у каждого мужчины, тем более – мальчика. На краткий миг ей вспомнился рэйо – у него был такой же голодный взгляд. Впервые Мойя испугалась этого парнишку, почти ребенка, которого она научила убивать на расстоянии.

И тут камни под ее ногами затряслись.

Сури положили на топчан и укрыли одеялом. Падера слушала ее сердцебиение. В котелке над огнем варилась ивовая кора. Гномы ждали снаружи, не решаясь войти, но Роан попросила их развести огонь, и они вернулись. Вместе с ними явилась Тресса. Она принесла ведро воды, чтобы сварить кору.

В Далль-Рэне хижина Роан находилась через три дома от жилища Трессы – та часто устраивала у себя праздники. Вечерами Роан слушала пение и смех, доносящиеся из дома Трессы, и представляла, каково это – так беззаботно смеяться. Ее никогда туда не приглашали. В отличие от Мойи, Брин, Падеры и Гиффорда, Тресса была не из тех, кто якшается с рабыней резчика. Роан никак не могла понять, почему она отказывается замечать ее существование.

Все ненавидели Трессу из-за ее мужа, Коннигера, который, желая стать вождем, убил Рэглана и пытался погубить Персефону. Тресса упорно заявляла, что ничего не знала о замысле супруга, только никто ей не верил. Мойя ее презирала, Брин ненавидела; Роан казалось, ей тоже следует питать ненависть к жене бывшего вождя, но она слишком хорошо знала, каково быть изгоем. Поэтому девушка приветливо улыбнулась Трессе, несмотря на мрачный взгляд Падеры.

– Чего лыбишься? – огрызнулась вдова Коннигера.

– Спасибо за воду.

– Я не для тебя принесла, а для нее. – Тресса указала на Сури.

– С каких это пор ты заботишься о других? – съехидничала Падера.

– Тебе-то что? Ты просила воду для своего варева? Вот, получай.

– Ставь сюда и убирайся.

Тресса, нахмурившись, повернулась к двери.

– Ей не обязательно уходить, – вмешалась Роан.

– Оставаться ей тоже не обязательно. – Старуха окунула в ведро сложенную ткань.

– Это моя кузница, – с неожиданной для себя твердостью возразила Роан.

Падера взглянула на нее с непониманием, а Тресса – с недоверием.

– Это не твоя кузница, – заявила вдова Коннигера. – Здесь все принадлежит фрэям.

– Прямо сейчас здесь все принадлежит Персефоне. – Падера положила влажную ткань Сури на лоб. – Ты ведь помнишь Персефону, Тресса? Ту самую, которую ты со своим муженьком…

– Мне все равно, кому принадлежит кузница, – Роан повысила голос: – Она. Может. Остаться.

Падера, Тресса и даже гномы удивленно подняли глаза.

Старуха безмолвно продолжила обтирать лицо Сури. Тресса не отрываясь смотрела на Роан. Наконец она глубоко вздохнула и кивнула.

– Спасибо.

У Роан закружилась голова. Так бывает, когда долго не ешь или не спишь. Однако, взглянув на ведро, девушка заметила, что по воде идет рябь, и поняла – дело не в ней. Через мгновение инструменты, висящие на крюках, начали со звоном ударяться друг о друга. Из щелей в стенах посыпалась известка. Дрожь под ногами усилилась.

В кузницу вбежал Малькольм и бросил быстрый взгляд на Сури.

– Нужно привести ее в чувство, немедленно.