всё так же грубо интересовался Тейлор, не отводя ствола своего оружия от Квашнина.

— Я Гремхоппер, господин, — сразу отвечал Аполлинарий Антонович, — Михель Гремхоппер, грузчик из компании «Гамбург-уголь ЛТД». Я привез сюда уголь по заказу инженера Вайса. Вот, выгрузил всё.

При этом Квашнин даже улыбался добродушно. Ему было нужно, чтобы Тейлор поверил и разделил свою команду, отправив кого-нибудь в контору, это сразу увеличило бы шансы инженера.

И Тейлор, умный и проницательный, не мог не поверить ему, ведь перед ним, опираясь на лопату, стоял мускулистый, полуголый, босой, перемазанный угольной пылью человек в старых парусиновых штанах, который, честно говоря, никак не походил на шпиона-интеллектуала. В общем, Тейлору нужно было что-то делать. Ждать инженера тут или идти его искать в контору.

«Ну давай, отправь кого-нибудь в контору, решайся уже, инженер может и сбежать, пока вы все торчите тут», — мысленно подгонял Тейлора Квашнин.

Рядом с англичанином, за его левым плечом, торчал один из двух кривоногих, у экипажа возвышался громила страж. А ещё тот из кривоногих, что влез на лодку, удобно устроился на корме, как раз в радиусе действия лопаты инженера. В общем, брат Аполлинарий оценивал свои шансы уйти как высокие. Главное, чтобы Тейлор отправился в контору искать Вайса там. И тут Квашнину ещё и повезло. Именно в это мгновение из конторы вышел какой-то господин и стал садиться в экипаж; увидав сие, инженер поднял палец и указал:

— Так вон же господин Вайс, вон он, садится в свою коляску.

И тут Тейлору уже пришлось решать, решать быстро, и он решил:

— Плюмб!

— Да, масса! — откликнулся тот, что был в лодке рядом с Квашниным.

— Приглядывай за этим, — крикнул Тейлор на английском языке, — остальные за мной. Быстрее. Сульф, бегом за тем типом в бричке!

Сам он бросился к своему электромобилю, в который уже забирался огромный страж. Тейлор запрыгнул в экипаж и стал задним ходом отъезжать по пирсу от баркаса, и как только он съехал с пирса, Квашнин повернулся к тому кривоногому, которого звали Плюмбом. Брат Аполлинарий сразу увидал направленное в его сторону дуло револьвера.

— Не двигаться! — рявкнул на английском кривоногий.

— Извините, господин, я не понимаю вас, — на отличном немецком отвечал ему Квашнин и улыбнулся со всем возможным дружелюбием.

Потом он спокойно отворил дверцы топки и стал одну лопату за другой закидывать в топку уголь. А последнюю лопату… развернулся — и целый совок, килограммов эдак пять прекрасного антрацита, отправил в обезьянью, с дурацкими клочковатыми бакенбардами, физиономию кривоногого. Кинул со всего размаха.

Шляпа слетела с ушастой головы уродца, большой кусок угля попал ему прямо в глаз, он был обескуражен и даже не успел нажать на спусковой крючок, прежде чем лопата с лёгким звоном обрушилась на его голову. Плюмб, это странное существо, некогда бывшее обезьяной, или, быть может, обезьяна, бывшая человеком, отшатнулось от удара и безвольно повалилось на палубу, роняя пистолет, а Квашнин наградил его ещё одним сильным ударом по башке лопатой, закрепив, так сказать, результат, и лишь после этого, подняв с палубы оружие поверженного врага, снял кормовой швартов и с заметным усилием оттолкнул баркас лопатой от пирса. И лодка, подхваченная несильным течением, поплыла потихонечку.

Только после этого инженер подошёл к штурвалу. Огонь в топке гудел, из трубы валил чёрный дым, пар в котле копился и копился, манометр показывал: ещё пять минут и можно будет запускать двигатель. Тогда инженер взглянул на берег — где там Тейлор? — и увидал, что его колымага всё ещё где-то у здания конторы, а сам англичанин сейчас разбирался с несчастным господином у коляски.

Квашнин чуть подумал и пошёл к рундуку; он достал оттуда свой револьвер и трость с рукоятью в виде головы гуся. Эта рукоять заодно была ещё и рукоятью стилета, спрятанного в трости. Этим стилетом он безболезненно и бесшумно, одним ударом в центр груди, добил кривоногого Плюмба. Почти бескровно. Потом поднял его нетяжёлое тело и выбросил за борт, за ним выкинув и его шляпу.

А после уселся на банку на корме и взял в руки револьвер убитого им существа. Взвесил его, открыл барабан — проверил патроны. Стал целиться в сторону берега. Револьверчик был так себе, но, разумеется, в сложившейся ситуации лишним он точно не будет. Квашнин спокойно сидел и ждал того, что случится раньше: или котёл наберёт давления и он спокойно уплывёт прочь отсюда, или болван Тейлор вернётся на пирс и начнёт оттуда палить. Но теперь ситуация изменилась, теперь инженер мог спрятаться за большой котёл и вести оттуда прицельный огонь, а англичанам придётся стрелять с открытого пирса, изображая из себя неплохие мишени. А течение всё тянуло и тянуло баркас дальше на большую и быструю воду. В общем, время работало на инженера.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Когда дворецкий появился в дверях, она спросила у него:

— Джеймс, нет ли каких-нибудь телеграмм для меня?

Но это был не очень умный вопрос с её стороны, герцогиня и сама знала, что вышколенный до идеального состояния слуга сразу сообщил бы ей, приди для неё хоть одно сообщение. Просто она изнывала от неизвестности. Леди Кавендиш давно сама не работала, что называется, «в поле», и очень тяготилась этим. Всё это — больные глаза, которые по недосмотру или по неумению поставил ей прошлый её врач. Она была уверена, что, руководи она сама операцией на аэровокзале, результат был бы намного весомее. Но на этот раз слуга её удивил:

— Пришла только что телеграмма от коммодора Винтерса, миледи.

— Да, и что он пишет?

— Пишет, что будет к вечеру с докладом, — ответил слуга.

Признаться, герцогиня, несмотря на свои годы, весьма активно интересовалась молодыми мужчинами; это было побочным, но таким приятным эффектом удивительного эликсира жизни, что она колола ежемесячно. Так что новость эта была приятной и немножко будоражащей.

— Передай повару, что сегодня у нас на ужин будут гости, — распорядилась герцогиня.

— Разумеется, миледи, — Джеймс поклонился и вышел, закрыв за собою дверь.

А она осталось одна. Сидела, теребя на платье брошь с изумительным сапфиром, в нетерпеливом ожидании вестей от своих подчинённых. И никакая работа не шла ей на ум, а вот раздражение герцогиню не покидало, ведь ни эта американская дрянь, ни эти два болвана, Дойл и Тейлор, за всё прошедшее утро ей так ни разу и не написали.

И тут снова в дверях появился её старый дворецкий.

— Телеграмма, миледи.

— От леди Рэндольф? — оживилась леди Джорджиана.

— Нет, миледи, это от Аарона