Я смотрела только вперед, боясь, что если я все же подниму голову и увижу Антию и Аннору, всю мою напускную решительность и браваду волной смоет жалость, страх и сострадание. А уж эти чувства Иризи с легкостью почует сквозь миллионы других — и воспользуется всеми доступными ей средствами, чтобы насладиться моим поражением.

Поэтому я могла лишь молча идти вслед за тонкой фигуркой, кокетливо облаченной в пышные кружева, и представлять, как, будучи Катриной, наслаждалась бы творящимся действом.

В этот момент в глубине души я по-настоящему хотела, чтобы она пришла, я звала ее, просила вернуться только на эти несколько часов, на которых строился успех моего плана. И она откликнулась. Она пришла.

Я могла это чувствовать по мере того, как постепенно из моей головы начали уходить все прочие мысли, вытесняемые неотвратимо просыпающейся темной сущностью. Я начала ощущать, как на смену подсознательному страху приходит возбуждение от смертельно опасной игры, что мне предстоит. И хотя ставки в ней были непомерно высоки, от этого предвкушение эйфории от возможной победы только усиливалось.

И к тому моменту, когда, наконец, мы достигли просторного помещения, в котором я с трудом узнала знакомую ранее комнату, я не была уже Трианой Де Леон. Ее место сейчас занимала Катрина, и легкая тень прежней меня могла лишь надеяться на то, что сможет заставить ее уйти, когда все закончиться.

Когда-то, в моей другой жизни, здесь находился кабинет Алариса. А сейчас комната представляла собой полуразрушенное помещение, в котором с трудом можно было узнать такой уютный и прекрасно обставленный кабинет.

Всего пару минут назад глядя на рваные обрывки бумаги, усеивающие пол словно мельчайшие хлопья снега; разодранные в клочья твердые обложки книг, распотрошенные внутренности когда-то роскошного и мягкого кресла, я бы тихо вздохнула про себя, но сейчас вид разрушенной комнаты, принявшей на себя всю мощь мести и злости Иризи, не вызвал ничего, кроме слегка злобной усмешки, в которой внимательная вампирша с легкостью смогла распознать нотки одобрения.

Открыто ухмыльнувшись в ответ, она обвела комнату рукой и произнесла:

— Как тебе эта комната? Конечно, ты не видела ее до этого, но, уверяю тебя, теперь она выглядит на порядок лучше!

При этих словах она внимательно наблюдала за мной, готовая в любую секунду заметить страх, боль, смущение — любое чувство, что подскажет ей, что я вижу это помещение не в первый раз.

Но она не могла знать того, что ее ученица превзошла учителя. Катрина с легкостью преодолела это небольшое испытание, беззаботно отозвавшись:

— Уверена, что с твоим талантом обустраивать комнаты никто не сравниться.

Она улыбнулась в ответ, впрочем, не торопясь пока расслабляться.

Позволив себе присесть на остатки когда-то роскошного стола из темного дерева, она произнесла, сосредотачивая все свое внимание на мне:

— Что за новости? Я начала подозревать, что замок оцеплен — ни один из моих разведчиков не смог вернуться, а новостей от брата не было уже много дней. Но тут появляешься ты — целая и невредимая, да еще и одна…

Я внутренне собралась, чувствуя, что настал тот самый миг, которого я так боялась. Одно неверное слово, один лишний взгляд, тень предательских чувств, промелькнувшая в глазах — и мой план провален.

Однако темная «я» оказалась сильнее этих сомнений, мгновенно подстраиваясь под серьезный тон соперницы:

— Твои подозрения имели под собой основания. Действительно, на своем пути мы столкнулись с несколькими вражескими отрядами. К сожалению, из всех вампиров, отправленных вместе со мной твоим братом, не выжил никто. В последнюю ловушку мы попали у самого замка, неудивительно, что донесения Атония не доходили. К слову сказать, он именно поэтому и повелел отправиться мне, раз никто другой не смог. Хотя нам очень не хотелось расставаться — мы только начали входить во вкус вновь открывшейся страсти…

Я порочно ухмыльнулась, демонстрируя, что именно имела в виду; она в ответ слегка усмехнулась, показывая, что прекрасно все поняла, однако на секунду в ее глазах все же промелькнуло едва распознаваемое отвращение.

— Однако что там с новостями? Я горю желанием узнать, ради чего брат лишил себя постельных утех с тобой на столь долгий срок? — она поинтересовалась спокойным голосом, тщательно придерживаясь выбранного тона.

Я слегка помедлила, стараясь полностью завладеть ее вниманием. И когда это, наконец, произошло, я наклонилась в ее сторону и произнесла, не скрывая широкой торжествующей улыбки от собственных слов:

— С радостью сообщаю, что давний враг твоего брата мертв.

Она жадно ловила каждое мое слово; когда же смысл сказанного начал медленно доходить до ее сознания, Иризи недоверчиво переспросила, отказываясь верить услышанному:

— Ты хочешь сказать, что Алариса Делагарди больше нет?

Я кивнула в ответ, внимательно наблюдая за ее реакцией.

К моему несказанному удивлению, на ее лице начали проступать совсем иные чувства, нежели те, что я ожидала.

Недоверие, боль, отказ признавать страшную истину, и, наконец, снова боль — да такая, что я словно увидела отражение собственных чувств от одной только мысли о том, что его больше нет.

Неужели это было возможно — холодная мстительная Иризи действительно любила бывшего жениха? Я не могла поверить, но эти секунды позволили мне узнать о ней гораздо больше, чем проведенные вместе недели в замке ее брата.

И на мгновение мне стало ее по-настоящему жаль. Жаль, что за неимением другого выхода, она направила силу нерастраченных чувств в гибельное русло мести. Жаль, что за обликом равнодушной и жестокой хищницы все-таки скрывалась обиженная и разочаровавшаяся в избраннике женщина.

Да, ее любовь была примитивна и груба, но Иризи просто не могла любить по-другому, имея перед глазами лишь пример вечно холодного брата, для которого не существовало никаких чувств.

Ну а пока все эти мысли стремительным потоком проносились у меня в голове, вампирша сумела взять себя в руки и запрятать свои чувства за маской вынужденной радости:

— Это самая великолепная новость, которую ты только могла принести! В честь этого сегодняшней ночью будет устроен пир! — она широко улыбалась, произнося эти слова, но в глубине ее глаз плескалась боль.

Не дожидаясь моей реакции, она быстрым шагом покинула комнату, напоследок окинув меня странным взглядом. Поймав этот прощальный короткий взгляд, я окончательно уверилась в том, что за эту новость она возненавидела меня еще больше.

Я неторопливо прошлась по останкам убранства помещения, медленно проводя рукой по обломкам письменного стола, скелету глубокого кресла, не ощущая при этом и доли того, что должна была. Словно эта другая «я» притупляла испытываемые чувства, не позволяя настоящим эмоциям прорваться сквозь прочную маску беспристрастия.