Александра положила руку на горло и пошла в комнату Карины.Щелкнула включателем бра. Постояла минуточку, водя глазами по сторонам исобираясь с силами, потом решительно сдернула плед. Надо лечь в постель сестры,не то опять не выспится. А выспаться надо, потому что иначе не выдержать всегоэтого бреда, вдруг навалившегося на нее. Ну, не хотел Влад быть с ней, ну ичто, ну разве обязательно ему устраивать такую идиотскую сцену, чтобыизбавиться от этой «приятной» перспективы?!

Нет, не думать, не думать.

Александра аккуратно сложила плед, отвернула уголок одеяла,подняла подушку, чтобы взбить… и почувствовала, что дыхание комом стало вгорле.

Под подушкой лежала маленькая цветная фотография. Каринасидит, положив голову на плечо молодому человеку. Лицо у нее какое-то странное,не то встревоженное, не то счастливое, сразу и не определишь. А мужчинеситуация, похоже, не доставляет большого удовольствия. Улыбка деревянная, бровинахмурены. И вдобавок он получился чуть не в фокусе, как будто дернулся в самыймомент съемки. Может быть, хотел отвернуться, спрятать лицо, да не успел?

Впрочем, изображение смазано не так уж сильно: Александра спервого взгляда узнала Ростислава.

Замерло сердце.

– Вот оно что… – сказала тупо, не понимая, о чем говорит.

И вдруг, не в силах смотреть на эти два лица, которые былитак близко друг к другу, резко перевернула карточку.

На обороте жирно написано несколько цифр. Чем это? Похоже,контурным карандашиком для губ! Карина любила именно такой оттенок – цветасливы. Наверное, это она писала. Номер телефона, что ли? Точно, номер сотовоготелефона: 8-795-95-00.

Нетрудно было понять, чей это телефон.

* * *

– Привет, это я.

– Ну?

– Что – ну?

– Откуда звонишь?

Тяжелый вздох:

– От верблюда по-прежнему…

– То-то мне показалось, будто звонок междугородный!

– Да.

– Ну, что там еще? Чего тянешь?

– Такие дела. Никак не могу их закончить.

– Все те же проблемы?

– Осталась одна.

– Отлично! И что тебя задерживает?

– Да все тот же тип.

– Ну так начни с него, что, тебя учить, что ли?!

– Да это знаешь, какой лось? Скорее, он с меня начнет и мноюкончит. Не так все просто, как тебе по телефону кажется.

– Мне по телефону кажется, что ты сам себе проблемысоздаешь. Разруби ты этот гордиев узел – и возвращайся, наконец. Неужели непонимаешь, что, чем дольше ты там торчишь, тем больше всяких моральных грузилна себя навешиваешь? Из таких мест надо уходить сразу, немедленно, а ты небось,как Родя Раскольников, волей-неволей таскаешься на то место, где убилстарушку-процентщицу.

– Со старушкой вопрос тоже решен…

Ого, сколько усталости в собственном голосе. Нет, нельзя такраспускаться, надо взять себя в руки.

– Ладно, батя. Не бери в голову. Я плохо спал,изнервничался, вымотался, как зверь. Лучше скажи, как дела там?

Голос в трубе дрогнул:

– Тьфу-тьфу-тьфу, не сглазить бы. Все хорошо. Все настолькохорошо, что ты даже не представляешь!

– Ну да, где уж мне, убогому!

– Слушай, спасибо, спасибо тебе. Я так благодарен, что… Ядаже не знал…

– Спокойно, батя. Спокойно. Не надо слов. Мне это было нужнотак же, как тебе. Все-таки не о чужом человеке речь идет. Передавай ему привет.

– Он о тебе спрашивал.

– Да ты что?! Спрашивал?

– Ну да. Так слабенько: «Где Славка?» Чуть не первые егослова.

– И что ты ответил?

– Что ты скоро вернешься. Возвращайся, сын! Покончи со всемэтим и возвращайся.

– Погоди. А что ты скажешь, если я вернусь, не покончив?

В трубке воцарилось молчание. Потом далекий голос осторожнопроизнес:

– Не понял…

– Да ладно, не слушай меня. Сам не соображаю, чего бормочу.Нельзя концов оставлять, это ежу понятно. Вдобавок у меня появились подозрения,что у сестры запросто может оказать мой фейс.

– Твой – что? Твой кейс?

– Не кейс, а фейс. Лицо.

– Лицо? Изображение? Ты что, сфотографировался с ней напамять?!

– Да ты меня, как я вижу, полным идиотом считаешь? Нефотографировался я с ней на память, успокойся! Но… знал бы ты, как по-дурацкискладываются обстоятельства! Я и так практически не спускаю глаз с нашейпроблемы, а в самый последний момент ситуация вырывается из рук.

Ему было слышно тяжелое дыхание старика.

– Эй, как там твоя астма?

– Все мое ношу с собой. Да плюнь, о чем мы говорим? Сейчасглавное – ты. Слушай, конечно, мне легко отсюда советовать, но…

– Но?

– Знаешь, говорят, тюремщики за время долгого общения иногдапривыкают к своим жертвам и даже начинают их жалеть. Понимаешь, о чем речь?

– Понимаю. Но я ведь не тюремщик – я палач. А у палачей, какправило, нет времени привыкнуть к человеку, которого требуется прикончить. Вжик– и готово. Как говорится, мой меч – твоя голова с плеч.

– Славка, не надо так…

– А как? Есть другая формулировка? Тебе было бы желательнопредставлять меня идиллическим дворником, который просто и весело заметаетследы вчерашнего преступления свежевыломанной метелочкой, а она вся взелененьких листиках, а на голове у него – веночек, и раннее утро, и солнышкосветит, и птички кругом поют!

Он резко оборвал себя, услышав, что дыхание в трубке сталоеще тяжелее и надсаднее.

– Извини. Зря это я… Нервы шалят. Ладно, до связи.

– Слава, погоди!

Но он бросил трубку, оборвав разговор. Да ну, в самом деле,хватит воду в ступе толочь. Не стоило вываливать все это вот так на старика, ноуж больно сволочной денек нынче выдался, сожрал весь стратегический запас сил.