Страх холодил все тело Владимира. Он стискивал зубы, дабы нестучали, и потому ответ прозвучал несколько надменно:

— Кому? Ведь тысячу лет никто не живет.

— Он мстит тем, кто вышел из рода его врага. Или томуплемени, что образовалось… Известно мне, что он дышал лютой ненавистью к Киеву,ибо Кий из рода тех героев, что тысячу лет тому его убили девять раз и поверглив ад…

От него пахло даже не медведем, а псиной, словно попал подливень. Маленькие глазки покраснели от бессонной ночи, а губы зло загибались,показывая острые клыки.

— И что же, — сказал Владимир враждебно, — унас нет защиты?

Белоян развел руками. Жест был страшен. Владимир на мигпохолодел — хоть руки и человечьи, но волосатые, а сила в них десятимедведей, — но усилием воли заставил вспомнить, что видел морды ипострашнее. Особенно утром после удалого пира.

— Может, и есть, — ответил Белоян, — но ясейчас не вижу.

— А если воинской силой?

— Он где-то в глубине печенежского войска, —напомнил Белоян.

— Но как-то же… Кий же бивал?

— Не Кий, — строго сказал Белоян. Владимирприкусил язык — Белоян из тех, кто уверен, что в старину все горамитрясли, а в потомстве всем миром соломину не поднимут, — а Белоян вздохнули повторил: — Кто-то постарше… Были богатыри в нашем племени!.. Но побилего, как я узнал по звездам, не силач, а волхв…

— Кто?

— Неведомый волхв, но сила в нем была неведомая…

— А ты не волхв?

— Волхв, волхв…

— И что же?

Медвежья морда пошла складками, верховный волхв явно снеудовольствием морщился.

— Может быть, и мы бы нашли на него управу. Но у наснет времени!.. А сейчас он сумел вызвать силой своих черных чар… Ты, княже,сядь. Я не хочу, чтобы ты грохнулся посередь палаты…

Владимир дернулся:

— Что вызвал? Бурю? Град? Лягушек с неба?

Белоян помолчал, а когда заговорил, от хриплого медвежьегоголоса мороз прокатился по спине:

— Если бы. Ведь бога еще никто не вызывал.

Владимир отступил, будто от удара в лоб. Пошатнулся,ухватился за край стола:

— Ты что речешь? Разве боги могут вот так являться?Даже если тот трижды великий колдун?

— Не могут, — ответил Белоян тихо. — И неявляются. Но это наши боги. Когда уже… мир стал таким, какой есть. А тот черныйчародей вызвал бога из тех темных времен, когда боги дрались между собой,дрались с людьми, дрались с матерью-сырой землей… да тогда и не была она ещематерью!.. Этого бога мы не знаем! И никто не знает. Нет на свете людей,которые могли бы вознести ему хвалу или проклятия. Только тот колдун знает егоимя. И потому тот бог пришел на его мольбы. Звезды сказали, что чужой богсейчас тянет мощь из земли, звезд и воздуха… Завтра на рассвете будет в полнойсиле. Городские стены не остановят! Как и стрелы или мечи… Для нашего оружия оннеуязвим… Даже не знаю, что делать. Наверное, тебе надо бежать из Киева.

Владимир оскорбленно вскинул голову:

— Почему?

Белоян не ответил, тяжело поднялся. Шерсть на морде виселаклочьями, сбивалась в колтуны. В уголках широкого рта выступила слюна, амаленькие глазки слезились.

— Три ночи без сна, — сказал он невпопад. —Да еще пришлось мухоморы жрать корзинками, дабы зов пращуров слышать лучше… Досих пор их голоса в ушах…

Владимир поддержал его под руку, из-за густых черных волосбольше похожую на лапу, толстую, хотя под пальцами чувствуется рука молодого,сильного воина, перевитая могучими мышцами, с длинными человечьими пальцами,хотя тоже толстыми и с когтями вместо ногтей.

— Доведу до крыльца, — сказал он. — Дохнувоздухом, а то здесь один чад. Так почему надо бежать?

Гридни проводили их долгими взглядами, но пойти следом нерешились. Владимир вел верховного волхва по длинному коридору, справадоносились удалые вопли пирующих, по дороге встретили ополоумевших слуг сполными подносами. Владимир свернул в малый коридор, которым пользовалисьтолько он да немногие из бояр, вывел Белояна на крыльцо. Постояли малость,вдыхая чистый воздух.

— Он придет за тобой, — ответил Белояннаконец. — Ему нужен ты. Он так и сказал, что должен пролить кровь рода,унизившего его… имя не прочел, прости. Взять кровь за кровь, зуб за зуб, око заоко, а жизнь за жизнь.

Владимир смотрел исподлобья.

— Да? А если убьет меня, город пощадит?

Белоян помолчал, уронил голову:

— Об этом звезды молчат. Но так хоть ты уцелеешь…

— Надолго ли? — спросил Владимир горько. —Буду носиться по лесам, по долам как побитый пес, сберегая всего лишь жизнь! Аза мной по пятам будет этот… бог? А я буду терпеть обидные выкрики в спину?

Белоян сказал хмуро:

— Это ненадолго. Я найду, как остановить даже бога. Ужезасадил всех волхвов искать! Как бы ни был силен этот бог, но однаждыстолкнется с силой, что ввергнет снова на тысячу… не на тысячу, а вообще вмертвый сон. Или обратит в камень. Навеки!

Владимир хлопнул ладонью по столу:

— Нет, Белоян. Не все на свете по уму деется. Иной разпоступить по уму — это убить в себе человека. И хоть потом живет вроде бычеловек по виду, даже мудрый, ведь уцелел, а на самом деле — мокрицамерзкая!.. Нет, жить надо не по уму, а по чести. Если его не возьмет булат, тонароем ловчих ям поглубже, внизу колья… Поглядим, останется ли цел? А еслиостанется, то как насчет швырнуть сверху мельничный жернов?.. Пойдем поглядим,что и где можно сделать… Ничего не выйдет, тогда сам выйду супротив него смечами в руках! Погибну? Так мы все когда-нибудь умрем.

Их голоса в тишине звучали непотревоженно. Когда Белоянушел, Владимир сделал несколько коротких быстрых вздохов, очищая голову игрудь, повернулся и исчез за дверью.

А еще позже, когда его шаги стихли, наверху на толстой потолочнойбалке навеса над крыльцом зашуршало. Тоненькая детская фигурка повисла наруках, пальцы разжались. Мальчишка упал на пол, перекатился на бок. И, вскочивкак кот, помчался на задний двор к братьям, сообщать жгучую новость.

Дюсен крался неслышно как степной пардус. И хотя день тих, внебе ни облачка, но двигался как тень, даже трава под ним словно бы не мялась.

Кленовый Листок шла торопливо, часто оглядывалась. Еще когдаминовала городские врата, в испуге едва не выронила лукошко: страж за спиной громкокашлянул, словно переломил бревно. Печенежский стан за холмами, отдельныевсадники проскакивают к городской стене, но в лес, как знала, ни один степнякникогда не сунется. И потому, что с конем в лесу делать нечего, и потому, чтопеченеги смертельно боятся лесных славянских богов. Но все же когда вошла влес, смотрела не под ноги, где изящные ступни давили красные сочные ягоды, а посторонам…