тогда я знала — с моим малышом что-то не так. С одной стороны, ничего хорошего, а с другой — мне наконец-то удалось переключиться. А вскоре на свой персональный ад и вовсе времени не осталось. Бесконечные больницы, врачи, анализы, чьи показатели становились только хуже, в то время как медики ничего не могли сделать или даже приблизительно сказать, что происходило с моим ребенком. Когда же состояние Дени ухудшилось, мне и вовсе стало не до скорби. Ведь теперь передо мной стояла реальная угроза потерять ребенка. Его ребенка. А я никак не могла этого допустить. Но и хоть что-то сделать, как выяснилось, тоже оказалась не в силах. Когда стало окончательно понятно, что в случае с сыном медицина бессильна, я вспомнила про тебя. Несколько дней пыталась дозвониться тебе и Ноблу, но безрезультатно. Даже звонок в отель не проходил. Мистика какая-то. Поняв, что нужно ехать, связалась к Казановым. Ты наверняка его помнишь. Один из студентов, с которым я успела подружиться во время нашего совместного пребывания здесь. У него оказался очень влиятельный отец. Он-то по просьбе сына и помог в самые кротчайшие сроки решить все вопросы с визой, билетами и другой документальной волокитой, чтобы я как можно быстрее смогла вылететь сюда. Остальное ты знаешь.

Закончив рассказ, снова опустила голову. Роняя редкие слезы на гладкую поверхность столешницы, принялась ждать, что же Глюк будет делать дальше. Просидев так еще несколько минут, ощутила, как ночной гость убрал руки с моих ладоней, после чего встал со своего стула, обошел стойку по кругу и, приблизившись, просто без предупреждения снял со стула и крепко обнял.

Жалость к самой себе захлестнула с новой силой. Еще я впервые за все время была рада, что мой гламурный призрак не умеет говорить и у него нет лица. Так я могла хотя бы не слышать этих глупых слов и не видеть знаков сочувствия, от которых всю дорогу становилось только ещё хуже. Он просто прижимал меня к себе, и этого было сейчас более чем достаточно.

Не знаю точно, сколько мы так простояли, пока не переместились на диван. Глюк сел, а я, повернувшись к нему спиной и положив голову на блестящие колени, принялась молча созерцать пустоту. Ощущая, как он утешающе гладит меня по волосам, и правда начала успокаиваться. Плакать уже не хотелось. Впрочем, бодрствовать тоже. Не желая больше смотреть на мир, который принес мне так много боли, закрыла глаза и вскоре почувствовала, как начала проваливаться в столь желанный сон — единственное место, где до меня еще не добрались все ужасы реальности. Даже когда пришлось совсем тяжко, кошмары не мучили. Отчего открывать глаза снова и снова каждый день становилось все тяжелее. Были моменты, когда мне хотелось забыться. Только уже насовсем. Но тут я вспоминала про детей, и мое желание уйти, чтобы больше никогда не возвращаться, моментально испарялось. Так они стали единственной, не позволяющей мне окончательно опустить руки силой. И пусть Макса больше с нами не было, я чувствовала его присутствие в наших крошках. Каждый день. Видела его во взгляде Деньки, улыбке Любы и слышала в голосе Никиты. Не то чтобы мне было этого достаточно. Но они — все, что у меня осталось. И я старалась радоваться хотя бы этому. А ещё училась жить заново, только уже без мужа. День за днем, шаг за шагом, потому что знала — нельзя сдаваться. Никогда. Я была нужна своим детям. Я это чувствовала. И я буду продолжать жить, дышать и радоваться каждому дню. Хотя бы ради них. И кто знает, может, к тому времени, как мои крошки вырастут, я найду себе новую цель. Только бы успеть. Ведь время скоротечно, а дети так быстро растут.

Глава 4

Утро я встретила уже на кровати в своей спальне. Рядом все так же сладко посапывал Денька, а из соседней комнаты доносились тихие голоса его брата с сестрой. Осторожно приподнявшись на локтях, сонно огляделась и решила, пока младший не проснулся, по-быстрому сбегать в ванную.

Выйдя оттуда примерно пятнадцатью минутами позже, обнаружила всех троих детей у себя на кровати. Люба привычно дурачилась с Дениской, от чего тот снова и снова принимался заливисто, чуть ли не до икоты хохотать. Никита же сидел поодаль и задумчиво наблюдал за игрой брата с сестрой. Завидев меня, старший сын сначала приосанился, а потом и вовсе поднялся со своего места. Дочь тоже прекратила щекотать и катать младшего по покрывалу, моментально сделавшись серьезнее некуда.

— Дайте-ка угадаю. Вы хотите мне что-то сказать? — сразу насторожившись при виде столь резкой смены настроения, поинтересовалась я, продолжая промокать полотенцем свои мокрые волосы.

— Мам, надо поговорить, — деловито объявил Никита.

— Идем к Мимимии! — тут же вставил свои пять копеек Денька.

— Сразу, как только кое-что обсудим, — обратилась к младшему брату сестра.

— Ладно. Говорите, — за неимением на кровати свободного места, присев в стоявшее рядом с ней кресло, отозвалась я и приготовилась внимательно слушать.

***

Примерно получасом позже мы спустились все вместе вниз, чтобы позавтракать, и обнаружили за моим столиком всю честную компанию. Лур привычно расположился спиной к входу в ресторан, в то время как Том с Мией устроились напротив. Блондинка же и вовсе расселась на коленях управляющего и, кажется, нисколько не смущалась тех осуждающих взглядов, что то и дело бросали на нее другие присутствующие.

— Мимимия! — взвизгнул сидящий у меня на руках Денька и сразу заерзал на месте, требуя, чтобы его немедленно опустили на пол. Оказавшись на ногах, мальчик на всех парах бросился к быстро поднявшейся с Тома и присевшей на корточки, раскрывшей ему свои широкие объятия эльфийке.

— Я что тебе говорила по поводу имени? — беззлобно пожурила моего сына темная. — Это же был наш секрет.

— Значит, ему можно, а другим нельзя, так? — поинтересовался Лур, тут же поднимаясь, чтобы уступить мне свое место.

— Если что, в отличие от некоторых этот мальчик не отожествляет меня с лошадью.

— Вот так всегда. Пытаешься сделать женщине приятно. Называешь в ее честь свое самое любимое животное, а она ещё потом недовольна, — не преминул пожаловаться другу Ворти, когда тот тоже встал, дабы позаботиться о дополнительных стульях для детей.

— Назвал бы в мою честь яхту, я бы тебе и слова не сказала.

— Мне уже есть в чью честь ее называть, так что ты в любом случае в пролете, сестричка, — насмешливо раздалось в ответ.

— Мимимия, кушать хочу, — явно недовольный тем,