— Что за город? — спросил он шепотом Олега. —Кто эти люди? Это в самом деле твой дед?

— Все узнаешь, — шепнул Олег одними губами, взглядбыл отсутствующий. — Все узнаешь... От нас не будет тайн.

Томас зябко передернул плечами. Он знал, когда раскрываюттайны. Когда стоишь с петлей на шее или голова на плахе, а палач уже замахнулсяогромным топором!

— На, — сказал он и злорадно сунул калике в ладоньпескарика. — Хоть для него сделай что-нибудь хорошее.

Их было целое племя, как понял потрясенный Томас изкороткого рассказа Олега. В древнее-древнее время, когда и Христа еще не было —здесь Томас всегда ощетинивался, не мог вообразить такие времена, — вдремучем лесу жило племя невров. Жили как лесные звери. Кроме леса ничего невидели, считали что таков весь мир. Свою крохотную деревушку считали миром...

Но однажды пришли враги. Тут речь калики становиласьбессвязной, он пытался в сложных словах и понятиях и даже на пальцах объяснить,что за враг и почему невры предпочли не драться, а уйти всем племенем вместе совсей деревней на дно озера. И почему сюда.

Когда-то в очень давшие времена два брата, Словен и Рус,вместе со своими племенами двигались на север, искали новые земли длязаселения. Добрались до озера, которое назвали Мойско. Из озера вытекала река.Волхвы раскинули кости, глас с неба велел занять именно эти земли.

Так и поселились у истока реки. Озеро переименовали в честьдочери Словена в Ильмень, а реку по имени сына Словена Волхва назвали Волхов.Именем младшего сына Словена был назван городок-крепость Волховец. Асрубленному им большому городу дали назвали Словенск.

Рус же поселил свое племя поблизости, у соляного колодца, иосновал город еще больше и краше — город Руса. Одной из рек, протекающей черезгород, дал имя жены — Порусья, а другой имя своей любимой сестры — Полисть. Издесь им прошлось вести тяжелую и страшную борьбу с Извечным Злом, потому чтооно пришло и сюда. Не все могут сражаться от рождения до старости, тем болеечто в старину люди жили гораздо дольше и воевать приходилось неизмеримо больше.Кое-кто устал. Не мышцами, это быстро проходит, но усталость души остаетсянадолго... Так и ушли от борьбы на дно ближайшего озера с чистой водой,основали там град Китеж, незримый мирскому глазу.

Так и жили там — века, тысячелетия. На поверхности возникалидругие племена, приходили иные народы, исчезали, сменялись, уходили. Вместелеса стала степь, а потом снова нарос лес, такой же дремучий, как на себеубедился Томас. Никто, за редким исключением, не мог попасть в подводный градКитеж...

— Но все же есть, — заметил Томас, с жаднымвниманием слушая рассказ калики. — Большинство в звериных шкурах, как вотты! А другие вполне люди, как я, скажем.

— Хорошо, не в доспехах.

— Слушай, а почему в шкурах? Тоже калики?

Им отвели небольшую комнатку, тесноватую, но чистую. Кроместола, двух лавок и широкого ложа ничего лишнего. Томаса беспокоило отсутствиеокон, но свет шел как будто бы прямо из толстых бревен. Капельки оранжевойсмолы навыступали блестящими бусинками, от них по комнате шел густой аромат.Томас потрогал пальцем, покачал головой. Все еще не застыли!

Странно он чувствовал себя, неловко и непривычно. Какпескарь в лохани с водой, куда сердобольный калика пустил плавать его пленника.Еще и песку насыпал, чтобы тот мог зарыться, ничего не видеть, ничего неслышать. А тут не спрячешься, не зароешься. Или это отдельный рай маленькогоплемени? Вечное убежище?

Не дожидаясь, пока их участь будет решена, калика сам что-топрикидывал, высчитывал — Томас видел по нахмуренному лбу друга. Даже решился накороткую прогулку по терему, благо им выходить из комнаты не запрещали.Беспрепятственно спустились по деревянным, будто только что срубленнымлестницам вглубь терема. Там чувствовалась сырость еще больше, хотя, по мнениюТомаса, вода везде одинаково мокрая.

Даже коридоры выглядели просторными, но Томас усмотрел исовсем крохотные палаты, а чем ниже спускались, тем проходы становились менееторжественными, палаты превратились в комнаты с низкими потолками, напоперечных балках сушилась одежка, лапти, висели ремни и веревки. Внизу пахлокожей,

— Еще не понял? — спросил Олег тихо. — Ктоприбывает позже, просто надстраивают для себя. Потому здесь такое разное.

Томас подумал.

— Не опасно? Верхний этаж завалится. Торчат, какскворешни и голубятни!

— Здесь нет ветра. Не треплет стужа, зной, не бьют дожди.Здесь вечность, Томас. Вечность.

Томас задумался. Олег решил, что рыцарь пытается осмыслитьтакое понятие, как вечность, однако рыцарь лишь кивнул.

— Ты прав, в воде не рухнет. Разве что всплывет. Тыуверен, что Семеро Тайных сюда не доберутся?

— Сюда?

— Их мощь велика.

Олег покачал головой.

— Не думаю. Есть вечные крепости, которые не одолеть.

— Ну, если здесь магия тоже велика...

— Не магия, Томас. Как есть ценности, что нерушимы... Яговорю не о яхонтах, рубинах, алмазах, как сам понимаешь, есть и крепости духа,что будут стоять, пока люди — люди, а не что-то другое.

Томас пробормотал:

— Что-то мудрено говоришь. А я рыцарь простой,доверчивый.

— Когда мы были медведями да волками, у нас были одниценности, когда станем богами ну-ну, не вскидывайся как конь! — пусть некогда станем, а если станем, то у нас будут другие. А сейчас — эти.

Томас шумно поскреб голову, став похожим на мужика изглубинки, озабоченного, как обустроить Русь.

— Все равно не понял, но что-то смутно улавливаю...Мозги жаль, сдвинутся. Как нам отсюда выбраться?

— Еще не говорил.

Олег заметно помрачнел. Томас встревожился:

— Не захотят отпускать?

— Понимаешь, такого еще не было, чтобы кто-то покидалград Китеж. Вообще-то тайный град открывается лишь избранным. Гм, с твоей-то рожей...

— А что не так? — не понял Томас.

— Да так... Не похож ты на тех, кто навеки решил уйтииз этого мира...

— Таких много, — заметил Томас. — Монастырирастут, как грибы. Увечных душ больше, чем увечных тел.

— Там еще ряд условий. Человек должен быть чист душой,непорочен... словом, замечателен во всех отношениях! Теперь понимаешь, почемустарцы едва не попадали, когда увидели тебя.

Томас огрызнулся, но выглядел польщенным:

— Это когда тебя узрели!.. А я просто ангел, овечка.Впрочем, в каждой обороне рано или поздно возникает щелочка. Так и в стенахэтого незримого града... После нашего ухода ее найдут и законопатят.