— Как раз возле коней тебя и ждут, — крикнулкалика в ответ. — Непонятно?

Томасу было понятно, но только когда бросал коней, сердцевсякий раз обливалось кровью. Он углубился за каликой в чащу, проломился черезкусты, долго бежал по жутковатым полянам, а земля все время дергалась, какпугливый конь, из темноты высовывались жуткие когтистые лапы, хватали, из-задеревьев сверкали желтые глаза, а страшные голоса выли свирепо и

кровожадно.

Он потерял направление, начал задыхаться, когда калика перешелна шаг. Небо начало светлеть, Томас сперва решил, что глаза привыкли к лунномусвету, но это серело небо. К своему изумлению понял, что они бежали почти всюночь. Или немалый клок ночи.

— Ночная Ворона? — спросил он.

— Может быть, — пришел издалека ответ. — Новряд ли...

Томас сказал со злостью:

— Странное у тебя чувство юмора. А почему бы и НочнойВороне землю не потрясти?

— Извини, сэр Томас. Я думал о другом.

— О Высоком и Вечном?

— Как унести свои шкуры.

— Еще не унесли?

— Если верить оберегам...

— Черт бы побрал твои обереги! Уж и соврать не могут.

Они не прошли еще и полмили, когда Томас ощутил, как земляначала вздрагивать снова. В этот раз дрожала словно бы от тяжелого конскоготопота. Если, конечно, еще существуют на земле кони размером со скалы. И такихконей-скал, судя по земной дрожи, двигалось в тяжелом галопе не меньше дюжины.

Калика снова побежал. Томас не отставал, крикнул на бегу:

— Лес не остановит?

— Таких ничто не остановит.

— Кто... они?

— Знать бы, что за силы из преисподней вызвали Тайныена этот раз.

— А мне бы не знать, — крикнул Томас, от него шликлубы пара, — и не видеть! Что-то с каждым днем все радостнее жить...

Лесная тропка, по которой бежали, вывела к стене особеннотолстых приземистых деревьев с опущенными до земли ветвями. Когда протиснулисьмежду стволов, весь дремучий лес неожиданно остался за спиной, а впередираспахнулся непривычный простор. Впереди было чистейшее из всех озер, какиеТомас только видел на своем веку. Вода была ровной, зеркальной, в ней плыли посинему небу оранжевые облака, с криками носились ласточки.

В другое время даже у Томаса, равнодушного к красотамприроды, он чувствовал, защемило бы сердце от сказочной красоты озера с егопрозрачной водой, розовыми скалами, блестящими камнями на берегу, похожими наспины неведомых зверей...

Но в горле хрипело, сердце колотилось, выламывая ребра. Вбоку кололо, будто при каждом движении там шевелился, углубляясь в живуюпечень, острый наконечник копья. Ноги подламывались, он не понимал, зачемкалика его тащит, зачем понукает, кричит злым сорванным голосом на ухо.

Надо драться до конца, орал калика. До конца, по Томасу, этоповернуться к преследователям и вытащить меч, пока может вытащить. И умеретькрасиво, хоть никто и не видит, что печалит больше всего. По калике, что Томаспонимал умом, но не сердцем, надо убежать, чтобы уцелеть и победить чутьпозже...

Чистейшая вода разлетелась под их ногами осколками хрусталя.Брызги едва не зашипели на раскаленных лицах и доспехах. Они неслись, вздымаяхолодную мокрую пыль, вода разлеталась с такой мощью, что бежали почти посухому.

— Мель... — прохрипел Томас.

— Дальше...

— За...чем...

— Чую...

Они пробежали еще сотни две шагов, прежде чем вода достигалаколеней. Преодолевая сопротивление воды, они двигались вглубь озера. Томасоглядывался, выворачивая голову на преследователей, как вдруг возглас Олегазаставил обернуться.

В глубине озера сквозь толщу воды виднелся резной конек,какой русичи ставят на крышах. Присмотревшись, Томас различил даже крышу. Впрозрачной светлой воде можно было пересчитать гонту — деревянные дощечки,плотно подогнанные одна к другой внахлест, чтобы дождь сбегал, не попадая вжилище...

— Вперед! — потребовал Олег сорванным голосом.

— Это... чары?

— Это больше чем чары!

Вода еще не дошла до пояса, когда Томас увидел впередиобрыв, что уходил в темную глубину.

— Я не смогу плыть в доспехе!

— Надо...

Томас остановился, повернулся к преследователям и с усилиемпотащил через голову свой страшный двуручный меч. Враги бежали по воде широкойцепью, охватывая их с боков.

Вдруг сильная рука ухватила Томаса за плечо. Он потерялравновесие, невольно сделал шаг назад, еще один и... под ногой не оказалосьопоры! Он повалился навзничь, расплескал волны, а когда холодная вода хлынула вшлем, забарахтался в страхе утопнуть, как мышь в бочке с вином, когда рыцарьдолжен гибнуть в жестокой схватке в красивой позе и с именем лучшей из женщинна замирающих устах...

Он падал в бездну, тяжелые доспехи тянули, как наковальню.Дыхание задерживал сколько мог, но после такого бега его надолго не хватит, игрудь наконец взорвалась, он непроизвольно вздохнул, в рот хлынула вода, онзакашлялся, и понял, что умирает позорной смертью, недожив, недолюбив,недодравшись...

Очнулся, когда те же руки трясли его за плечи. Томасзакашлялся снова, выплюнул остатки воды. Выблевался, словно с великой пьянки,подумал вяло. Голова кружится, ноги все еще дрожат. Где он?

Застонал, поднялся на колени. Он был в каком-то непривычносветлом помещении со стенами из свежеотесанных бревен. Приятно пахнет древеснойсмолой, лесным медом. Похоже на полдень летнего жаркого дня. Доносятся и запахилеса, трав. Краем глаза он замечал какие-то полупрозрачные фигуры, чтонемедленно исчезали, едва он начинал всматриваться. От них шел чистый ясныйсвет.

Томас обеими руками придержал голову, ее качает, как будякна ветру, выговорил с трудом:

— Где я?

Не удивился, услышав знакомый голос. Удивился бы, неуслышав:

— Во граде Китеже, сэр рыцарь.

Томас потряс головой, как собака, выбравшаяся из воды. Снего еще текло, но в доспехах вода не плескалось, хотя за панцирем что-тослегка щекотало, запутавшись в мокрой рубахе. Под ногами была лужа,свежеоструганные доски приятно поскрипывали. На стыках блестели янтарныекапельки смолы.

— А как же... Мы вроде бы тонули...

— А мы и есть на дне озера, — услышалхладнокровный ответ.

Свет раздражал глаза, Томас прикрыл глаза ладонью.Полупрозрачные фигуры одна за другой исчезли, словно растворились в слепящемсвете, зато запахи стали еще сильнее. В потускневшем мире Томас наконец сумелрассмотреть свое окружение.