Тяжелой походкой, с внезапно ослабевшимиколенями, я очень неуверенно подхожу к железным воротцам и далее за барьер кместу, предназначенному для адвокатов. Горло у меня сухое, как пергамент. Голостускл и слаб.

— Извините, сэр, но я прибыл на слушаниеходатайства по Делу Блейков.

Выражение лица у судьи все то же. Онпродолжает барабанить пальцами.

— А кто вы такой?

— Э… меня зовут Руди Бейлор. Я работаю в фирмеБрюзера Стоуна.

— А где сам мистер Стоун?

— Не могу сказать. Он должен был встретитьсясо мной в зале суда.

Слева внезапно оживляется кучка адвокатов, ноя туда не смотрю. Судья Хейл перестает барабанить пальцами, поднимаетподбородок и утомленно качает головой.

— Ничему не удивляюсь, — произносит он вмикрофон.

Так как мы с Деком решили удирать из фирмы Стоуна,я твердо намерен прихватить дело Блейков, понадежнее его спрятав. Оно мое!Никто не имеет на него права. В данный момент судья Хейл еще не знает, чтоадвокатом по этому делу, выступающим против «Дара жизни», буду я, а не Брюзер.Как бы я ни был этим потрясен и напуган, я быстро решаю, что сейчас самыйподходящий момент утвердить свою репутацию.

— Полагаю, вы можете отложить слушаниеходатайства, — говорит судья.

— Нет, сэр. Я готов его оспорить, — отвечаю ясо всей внушительностью и твердостью, на которые только способен, и кладу своюпапку на стол справа от себя.

— А вы адвокат?

— Э… я только что сдал экзамен.

— Но лицензии вы еще не получили?

Не знаю, почему я раньше не подумал об этом.Наверное, я так возгордился, что это обстоятельство совершенно выпало у меня изпамяти. К тому же Брюзер ведь сам собирался выступить, позволив мне что-нибудьпромямлить для практики.

— Нет, сэр. На следующей неделе я присягаю нацеремонии вручения лицензий.

Один из моих противников так громкооткашливается, что судья смотрит в его сторону. Я оборачиваюсь и вижуимпозантного джентльмена в темно-синем костюме в тот самый момент, как онторжественно встает.

— С позволения суда, — говорит он, как говорилуже тысячу раз, — для протокола: меня зовут Лео Ф. Драммонд из «Тинли Бритт», явыступаю как советник фирмы «Прекрасный дар жизни». — Он вещает сдержанно,солидно, и все это предназначено для ушей его давнего друга и йельскогонапарника. Стенографистка, запечатлев эти слова, возвращается к прерванномузанятию — полировке ногтей. — Мы также возражаем против того, чтобы в делеучаствовал этот молодой человек. — И он плавно простирает руки в мою сторону.Слова его медленны и весомы. И я уже ненавижу его. — Как! Он даже не получилеще лицензии.

Я ненавижу его покровительственный тон, егоглупую мелочность. Ведь это только слушание ходатайства, не само судебноезаседание.

— Ваша честь, я получу лицензию на следующейнеделе, — упираюсь я. И то, что я злюсь, очень помогает говорить громко итвердо.

— Но этого недостаточно, ваша честь. —Драммонд широко разводит руками, словно сама мысль выступать без лицензииневероятно комична. Внимание, надо сдерживать себя.

— Ваша честь, я сдал экзамен.

— Большое дело, — делает выпад Драммонд.

Я смотрю ему прямо в лицо. Рядом с ним ещечетверо, трое из них сидят за столом с блокнотами на изготовку. Четвертый сидитза ними. Я ловлю их общий насмешливый взгляд.

— Да, большое дело, мистер Драммонд.Справьтесь-ка об этом у Шелла Бойкина, — отвечаю я.

Лицо Драммонда вытягивается, он слегкаотступает назад, будто уклоняясь от удара. Мне даже кажется, что они всечетверо немного смущены. Конечно, дешевый ударный прием, но я в силу некоторыхпричин не мог сдержаться. Шелл Бойкин один из двух студентов с нашего курса,которому выпала привилегия быть принятым на работу в «Трень-Брень». Мы три годапрезирали друг друга и вместе держали экзамен в прошлом месяце. Но в субботнейгазете его имя в списке выдержавших не значилось, и я уверен, его великолепнаяфирма слегка сконфужена: как это один из ее умненьких молодых новобранцевпровалился?..

Драммонд еще больше хмурится, а я широкоулыбаюсь ему в лицо. В эти короткие секунды, когда мы стояли напротив и зоркоследили друг за другом, я получил безмерно ценный урок. Мой противник — тожечеловек. Он может быть легендарно удачливым судебным адвокатом, оченьзаслуженным и со множеством почетных степеней, и все же он просто человек. И неосмелится дать мне сдачи, потому что сразу же получит от меня пинок в зад. Нет,ни он и никто из кучки его жалких прихлебателей ничего не сможет мне сделать.

Пол в зале суда гладкий и ровный, без всякихамфитеатров. Драммонд со мной на одном уровне. И стол у меня такой же большой,как у него.

— Садитесь! — рычит судья в микрофон. — Обасадитесь.

Я подвигаю стул и сажусь.

— Один вопрос, мистер Бейлор. Кто будет вестидело от лица вашей фирмы?

— Я буду, ваша честь.

— А что насчет мистера Стоуна?

— Не могу сказать. Но это мои клиенты, и этомое дело. Мистер Стоун подписал его на судебное рассмотрение от моего имени,так как я тогда еще не сдал экзамена.

— Очень хорошо. Давайте продолжим.Записывайте, — обращается он к судебной стенографистке, которая запускаетзаписывающее устройство. — У нас на руках имеется ходатайство обвиняемойстороны об отводе слушания дела в суде, так что мистер Драммонд выступит первым.Каждой из сторон предоставляю для обсуждения пятнадцать минут, потом направляюдело на консультацию. Не собираюсь тратить на него все утро. Согласны?

Все кивают. Стол защиты напоминает тир накарнавале с аттракционом по стрельбе в деревянных уток, которые одновременнокачают головой. Вот так же и приспешники Драммонда кивают в унисон.

Лео Драммонд шествует к разборному возвышениюв центре зала и начинает речь. Он нетороплив и входит во все подробности. Черезнесколько минут слушать его становится скучно.

Он суммирует главные пункты, которые уже былизаявлены в пространном заключении, суть которых в том, что «Дар жизни»неправомерно подвергается преследованию, его полисы не покрывают случаев спересадкой костного мозга. В иске есть также сомнительный пункт,распространяется ли полис на Донни Рея, потому что тот уже взрослый и больше неявляется иждивенцем.