хорошо говорит на французском, совсем проникся к нему доверием. – Не часто встретишь англичанина с таким чистым парижским произношением.

– Простите, но я в Париже никогда не был. А учитель мой из Леона.

Кофе оказался крепкий до невозможности. Но зуавы с удовольствием его потягивали и не морщились.

– Вы воевали в Африке? – спросил в свою очередь Павел.

– Бывал в Алжире. Но в больших делах не участвовал, – скромно ответил сержант Троконе, плеснув Павлу в грубую глиняную кружку с кофе немного коньяку. – У нас в роте ровно сто двадцать пять человек. Думаете все мы откуда-нибудь из Африки? Как бы не так! Большинство из Парижа и его окрестностей. Вон видите тех пятерых, сидят кучкой у костра? Худые, бледные. Студенты с медицинских курсов. Кому учиться надоело, кого долги, как вши замучили, а иные просто – бездарные. Вон те трое с мордами пропойц. Ка вы думаете кто? Доктора права. Да! А вон те – головорезы из Антуанского предместья. Есть такое место возле Парижа, где живёт одна сволочь. Унтер-офицеров разжалованных человек десять, ну и другой всякой дряни полно. Может и есть приличные люди в нашем полку, но я их не встречал.

– За что разжалованы унтер-офицеры?

– За пьянку и мордобой. Вон те, что поскромнее и тише – разорившиеся торговцы. Есть даже сбежавшие каторжники. Попали в зуавы – никто их искать не будет. Нас обычно во Франции называют стаей шакалов. А нам не обидно. Ну, шакалы – и ладно.

– А старые солдаты у вас есть?

– Те, кто в Алжире воевал? Конечно. Вон они, с шевронами. Мы их называем «магометами».

Подошёл ещё один офицер. Лицо его обрамляла густая чёрная борода. Устало опустился на корточки перед костром. Ему подали кружку с кофе.

– Ты чего такой мрачный, Безье? – спросил у него сержант Торконе.

– С нашим маршалом совсем беда, – грустно ответил он.

– Ходил же слух, что Сент-Арно выздоравливает, – встревожился сержант Троконе.

– Какой там! – махнул рукой бородач. – Врачи требуют, чтобы он покинул армию. Сам слышал. Совсем плох старик. Обычно он становится весёлым, когда оркестр играет «Фуражку папаши Бюжо». Но в последнее время, даже эта песенка его не оживляет.

Тут же вокруг них собрались плотным кольцом зуавы и с тревогой слушали, о чем говорит бородач Безье.

– Выходит, мы Севастополь без него будем брать? – спросил кто-то из круга.

– Выходит – так, – грустно ответил бородач. – Жаль старину Сент-Арно. Я под его командой в Малой Кабилии воевал. Неутомимый вояка. Плевал на всякие трудности. Вместе со всеми голодал, мучился жаждой, спал прямо на земле, в атаки первым кидался…. И так неожиданно слег. Счастье воина – умереть в бою, но не на подушках, в окружении склянок с лекарством и тупых коновалов.

– Кто же теперь возглавит армию? – растерялся сержант Троконе.

– Известно кто – генерал Канробер. Тоже из алжирских вояк, – предположил бородач. – С ним мы точно возьмём Севастополь за неделю. Вспомните, как он вовремя пришёл на помощь дивизии Боске при Альме. Можно сказать, половина победы в том бою принадлежит именно ему.

– А я вам скажу совсем другое, – вмешался старый зуав, тот, что из разжалованных унтер-офицеров. – Генерал Канробер и вправду – отчаянная голова. Но бывает совсем наоборот: может впасть в гнев от какой-нибудь мелочи. Настроение у него меняется, что погода на море. А когда он в гневе – ни черта не соображает. Да и в Алжире бывали у него просчёты.

– Чего вы спорите? – усмехнулся сержант Троконе. – Война почти выиграна. Русские удрали за Перекоп. Говорят, Меньшиков застрелился. Флот свой они уже утопили, чтобы нам не достался. В Севастополе укреплений толком нет. Да хоть кого пусть назначат, все равно город возьмём.

– Ха! Возьмём! – возразил старый вояка с седыми усами. На рукаве у него красовался шеврон «магомета». – Вы русских не знаете. Император Наполеон точно так же выигрывал одно сражение за другим, даже Москву взял. А что потом? Улепётывал, потеряв всю армию. Нет, друзья, мы ещё хлебнём горя.

– Да брось ты! – махнул рукой зуав помоложе. – Нашёл что вспоминать. Когда это было? Сейчас другие времена. Крым уже наш! Говорят здесь отличное вино. Хотя, я прирежу любого, кто посмеет сравнить местное вино с вином Бургундии или Шампани. Но, все равно, я не прочь его попробовать.

– Попробуешь, – с сомнением покачал головой «магомет». – Вот, как башку тебе оторвёт русским ядром, чем тогда пробовать будешь?

***

Утром второй полк зуавов первым вышел из лагеря и направился в сторону Севастополя. Две санитарные фуры с ранеными английскими солдатами плелись следом за полком.

– Вы с нами? – удивился сержант Троконе. – Дорога к Евпатории в другой стороне.

– Вы разве не слышали? Вчера разведчики донесли, что казаки хозяйничают между Качей и Бельбеком. Нам к Евпатории не прорваться. Выйдем к морю, попрошу французский транспорт доставить раненых на госпитальное судно, – объяснил Павел.

Утро выдалось прохладное. Но как только солнце поднялось, вновь стало невыносимо жарко. Зуавы, хоть и привыкшие к походам по пустыням, все же изнывали от жажды. Увидев колодцы, бросались к ним. Но оказалось, казаки уже похозяйничали в этих местах. Все источники были засыпаны. Откопать их за короткое время не представлялось возможным.

Шедшие в авангарде колонны солдаты радостно заголосили, когда в низине сверкнуло небольшое озерцо. Ключ бил из-под земли. От озерца струился ручеёк. Зуавы кинулись к воде, сбивая друг друга с ног, сбрасывая на ходу оружие и амуницию. Но подбежав, остановились. Посреди озерца плавала дохлая лошадь с раздутыми бокам. Стоял страшный смрад. Роем кружились мухи.

Несколько молодых солдат, совсем одуревших от жажды, бросились к ручейку.

– Не сметь! – заорал на них капрал, вынул саблю и отогнал безумцев от воды.

Вскоре набрели на небольшой посёлок. Среди маленьких аккуратных домиков выделялась белокаменная двухэтажная усадьба с большим садом и виноградником. Офицеры не могли управлять уставшими, голодными солдатами. Зуавы ринулись к усадьбе. Вскоре послышался их дикий звериный смех. Со звоном вылетали окна. Трещали двери.

Солдаты взломали подвал и наткнулись на бочки с вином. Фруктовый сад вскоре был изрублен и изломан. Вино заменило воду. Опьяневшие зуавы громили все, что попадалось под руку. С рояля была сорвана крышка. Два музыканта колотили кулаками по клавишам, и ещё человек двадцать под этот дикий аккомпанемент орали полковой марш.

– Это надо прекратить! – решительно сказал полковник, подъехавший на понурой худой лошади. Приказал поджечь усадьбу.

Темнокожие алжирские стрелки кинулись по его приказу к дому и принялись обкладывать стены соломой. Тут же на них набросились зуавы, и началась потасовка. Чуть не дошло до ножей. Но усадьба