Выглядит это замечательно, сказал он себе. Почему«выглядит»? Это и на самом деле замечательно. За такую красоту надо выпить. Ахты, черт побери, подумал он. Хорошо бы я действительно был такимтвердокаменным, каким меня считает Фредди Арчер. А я и на самом делетвердокаменный. Никогда не отказываюсь, иду всегда охотно. Какого черта им ещенужно? Чтобы я глотал «торпекс» за завтраком? Или совал его под мышки, кактабак? Прекрасный способ заработать желтуху, подумал он. Почему тебе пришла вголову такая мысль? Трусишь, Хадсон? Нет, не трушу, сказал он. Просто у менятакая реакция. Многие из них до сих пор еще не классифицированы. Во всякомслучае, мною. Да, мне бы хотелось быть таким твердокаменным, каким меня считаетФредди, вместо того чтоб быть просто человеком. А человеческим существом бытьинтереснее, хоть и гораздо мучительнее. Еще как мучительно, вот, например,сейчас. А быть таким, каким тебя считают, было бы хорошо. Ну, хватит. Об этомтоже не думай. Не думаешь об этом, значит, оно и не существует. Черта с два, несуществует! Но такова моя установка, которая меня держит, подумал он.

Бар во «Флоридите» был уже открыт. Он купил две вышедшиегазеты «Крисоль» и «Алерта», прошел с ними к стойке и сел на высокий табуретслева у самого ее конца. За спиной у него была стена, которая выходила на улицу,с левого бока – стена, что за стойкой. Он заказал двойной замороженный дайкирибез сахара. Заказ принял Педрико, разинувший рот в улыбке, походившей на оскалумершего от перелома позвоночника. Тем не менее улыбка эта была искренняя,адресованная именно ему. Он стал читать «Крисоль». Бои шли сейчас в Италии. Теместа, где воевала Пятая армия, были ему незнакомы, он знал плацдарм по другуюсторону гор, где действовала Восьмая армия, и стал вспоминать его, когдаИгнасио Натера Ревельо вошел в бар и стал рядом с ним.

Педрико поставил перед Игнасио Натерой Ревельо бутылку«Виктории», стакан с большими кусками льда, бутылку содовой, и Ревельо поспешносмешал себе коктейль, а потом, повернувшись к Томасу Хадсону, уставился ему влицо своими роговыми очками с зелеными стеклами, притворяясь, будто только чтоувидел его.

Игнасио Натера Ревельо, высокий, худой, был одет в белуюполотняную рубашку, белые брюки, черные шелковые носки, начищенные до блескакоричневые английские ботинки. Лицо у него было красное, усики щеточкой;желтоватые, зеленые стекла очков защищали воспаленные близорукие глаза. Волосыбелесые, гладко прилизанные. Видя, как ему не терпится выпить, можно былоподумать, что это у него первый стакан за день. Это было далеко не так.

– Ваш посол ведет себя как идиот, – сказал онТомасу Хадсону.

– Ну, тогда мое дело табак, – сказал Томас Хадсон.

– Нет, нет. Кроме шуток. Выслушайте меня. Это строгомежду нами.

– Пейте, пейте. Я ничего не желаю слушать.

– А послушать не мешает. И принять какие-то меры тожене мешает.

– Вы не озябли? – спросил его Томас Хадсон. –В одной рубашке, в легких брюках.

– Я не зябкий.

И трезвым тоже никогда не бываешь, подумал Томас Хадсон.Первый стакан пьешь в маленьком баре возле дома, а сюда добираешься уже совсемна бровях. Ты, верно, и не заметил, когда одевался, какая сегодня погода. Да,подумал он. А ты сам? Когда ты выпил сегодня утром свою первую порцию и сколькохватил до той, что пьешь сейчас? Не бросай первый камня в пьяниц. Да дело не впьянстве, подумал он. Пусть пьет, пожалуйста. Только уж очень он нудный. Зануджалеть нечего и щадить их тоже не обязательно. Брось, сказал он, брось. Ты жехотел развлекаться сегодня. Ну и отдыхай, получай удовольствие.

– Кинем кости – кому платить? – сказал он.

– Прекрасно, – сказал Игнасио. – Вы иначинайте.

Томас Хадсон метнул, выбросил трех королей и остался ввыигрыше.

Выиграть было приятно. Не то чтобы коктейль стал вкуснее отэтого, но выбросить сразу трех королей было очень приятно, и он с удовольствиемвыиграл у Игнасио Натеры Ревельо, потому что Игнасио был сноб и зануда, авозможность выиграть у него придавала ему какую-то долю полезности и значения.

– Теперь кинем на следующую порцию, – сказалИгнасио Натера Ревельо.

Он из тех снобов и зануд, которых даже за глаза величаешьвсеми тремя именами, подумал Томас Хадсон, так же как в мыслях у тебя он всегдасноб и зануда. Вроде тех, кто ставит цифру III после своей фамилии. ТомасХадсон Третий. Томас Хадсон Третий сидит в клозете.

– Вы случайно не тот Игнасио Натера Ревельо, которыйТретий?

– Конечно, нет. Что вы, не знаете, как зовут моегоотца?

– Да, правильно. Конечно, знаю.

– И братьев моих знаете. Имя деда вам тоже известно.Перестаньте валять дурака.

– Постараюсь перестать, – сказал ТомасХадсон. – Изо всех сил буду стараться.

– Вот и хорошо, – сказал Игнасио НатераРевельо. – Вам это только на пользу.

Устремив все свое внимание на предстоящий ход – на самоетрудное, самое блистательное из всего, что он совершит за первую половинудня, – Игнасио Натера Ревельо щеголевато повел рукой и метнул из стаканачетырех валетов.

– Бедный мой друг, – сказал Томас Хадсон. Онвстряхнул кости в тяжелом кожаном стакане и с нежностью прислушался к ихстуку. – Милые, симпатичные косточки. Такие они добротные, такие аппетитные, –сказал он.

– Ну, давайте, хватит дурить.

Томас Хадсон метнул на слегка влажную стойку трех королей идве десятки.

– Хотите пари?

– Мы и так на пари играем, – сказал Игнасио НатераРевельо. – Ну, за чей счет вторая порция?

Томас Хадсон любовно встряхнул кости и метнул даму и валета.

– А сейчас – идем на пари?

– Уж очень вам везет.

– Ладно. Тогда беру коктейлями.

Он метнул короля и туза, которые степенно, гордо выкатилисьиз стакана.

– Вот везет бродяге!

– Еще раз двойной замороженный дайкири без сахара и чтозакажет Игнасио, – сказал Томас Хадсон. Игнасио начинал нравитьсяему. – Слушайте, Игнасио, – сказал он. – Я первый раз вижу,чтобы на мир смотрели сквозь зеленые очки. Сквозь розовые – да. Сквозь зеленые– нет. Вам не кажется, будто все какое-то травянистое? И будто вы на лужайке? Увас не бывает такого ощущения, будто вас выпустили попастись?

– Зеленый цвет самый полезный – глаза отдыхают. Этодоказано крупнейшими окулистами.

– А вы знаетесь с крупнейшими окулистами? Буйный,верно, народ.