- Крови? – Стася спустилась-таки, хотя внутренний голос подсказывал, что на лестнице всяко безопаснее оставаться.

С другой стороны, праведный гнев – это одно, а местный уголовный кодекс – совсем другое. Не станет же он её при свидетелях убивать-то?

Хотя… господину хотелось.

Нет, не убивать. Скорее уж хотелось, чтобы сама Стася взяла и сгинула, прихвативши с собою дворню, котиков и вообще всех, вернувши дому былое запустение.

Господин тряхнул головой, и шапка все-таки слетела, выдавши, что лысина была куда как обширнее, чем Стасе представлялось. Господин нахмурился и, воровато оглянувшись, шапку поднял.

Прижал к животу.

Уставился на Стасю. А она уставилась на этого вот…

- А вы, собственно говоря, кто таков будете? – спросила она, запоздало подумав, что именно с этого и надо было начинать.

- Я истинный Волков! – ответили ей и чуть тише добавили. – Анисей Боянович.

- Истинный? – Стася поглядела на него, вновь убеждаясь, что ничего-то в нем от Волковых нет.

Совсем ничего.

И странно. В этом мире не дошли еще до концепции генома и ДНК, как и до методов его сравнения, но она все одно самой сутью своей чувствовала, что человек этот всецело чужой, что ей, что дому.

- У меня и бумаги имеются! Грамоты! – он вытащил откуда-то из-под полы тубус, которым и погрозил Стасе. Только проникнуться угрозой не получилось.

Грамоты?

Грамоту выправить он, допустим, мог, но вот крови… крови нужной в нем не было. Ни капли.

- Позволите? – Стася протянула руку, но туба тотчас оказалась в прежнем, надежном месте.

- Ишь чего! – сказал Анисей Боянович и дулю скрутил. – Шиш тебе, ведьма!

- Я ведь и обидится могу, - Стася скрестила руки на груди и тишком почесала запястье. Новые браслеты были, безусловно, роскошней прежних, но вот и весили поболе.

Не говоря уже о венце, который придавливал тонкую ткань, что спускалась едва ли не до пола. В общем, чувствовала себя Стася престранно. С одной стороны - чем не царь-девица, а с другой - дура дурой.

Анисей Боянович запыхтел.

И смилостивился.

- Моя прабабка была из Волковых…

- Врешь, - сказал Евдоким Афанасьевич из стены выступая. Привычно потянуло холодком, а гость попятился, но к чести его устоял.

Так, побледнел малость.

- Из Волковых! - повторил он, подбородок вздернувши. – Четвероюродною племянницей Добронраве Волковой доводилась!

- Может, и доводилась, - с легкостью согласился Евдоким Афанасьевич. – Да только дражайшая моя супруга в род вошла, а не родилась в нем. И потому родство сие – по бумаге, но не по крови.

- Её в род приняли!

- По слову моей супруги.

- Она была Волковой! – Анисей Боянович насупился и подбородок поджал, и показалось, что вот сейчас он возьмет и боднет Стасю.

- По имени, - вновь же согласился Евдоким Афанасьевич и добавил. – Еще тогда следовало в монастырь её отправить, да пожалел…

- Монастырь? – уточнила Стася.

Так, на всякий случай. Евдоким Афанасьевич хмыкнул, а вот гость рукой бороденку огладил и сказал совсем иным, примиряющим, тоном.

- Оно-то дело давнее, да только ныне Волковы одни. И государь нас признал.

- Это он зря.

- Но признал же ж… земли даровал…

- Почти все?

- Едва ли половину, - вздохнул Анисей Боянович. – Не нынешний, правда, еще прапрадед его… крепко правил. Во благо Беловодья.

И оглянулся воровато, не слышит ли кто. Евдоким Афанасьевич вновь хмыкнул и сказал:

- Титул вам оставили, земли кое-какие тоже… а взамен?

- Клятва служить…

Анисей Боянович слегка зарозовел.

- И отказ от старинных вольностей?

- Да кому они вовсе нужны! – ответил Анисей Боянович с некоторой поспешностью. – Мы верой служим и правдой! Сколько лет радели… радели и вот…

- Вырадели? – подсказала Стася нужное слово.

В колено ткнулся Бес, заурчал громко, то ли ласку выпрашивая, то ли просто обозначая свое присутствие. Гость вот на Беса глянул с опаскою.

И то верно. За прошедшую неделю вырос он едва ли не вдвое против прежнего, хотя и прежде-то отличался изрядным даже для мейн-куна размером.

- Шел бы ты, мил человек, - сказал Евдоким Афанасьевич. – К царю-батюшке… или кто там тебя отправил.

- Никто! – бодро соврал Анисей Боянович. – Я сам!

- Иди и забудь… земли, так и быть, себе оставь, мы судиться не станем…

Анисей Боянович запыхтел, засопел и шубенку подтянул, правда, живот его вновь вырвался на свободу, распирая разукрашенный кафтан. А пояс вовсе повис на бедрах.

- Но вот о прочем пускай забудут.

- Кто?

- Все.

И сказано это было так, что у Стаси мороз по коже пошел. Анисей же Боянович попятился, одной рукой ухватившись за саблю, а второй – за пояс.

- Не забудут? – тихо поинтересовалась Стася с необычайным наслаждением избавляясь от роскошного венца. И затылок поскребла под укоризненным взглядом Беса. – Что? Просто тяжелый…

- Золотой, - позволил себе заметить Евдоким Афанасьевич. – Его мой отец матушке преподнес. Лалы в Огненной земле добывали… она из огнем одаренного рода была.

- Красивый, - Стася коснулась особенно крупного камня.

Неграненный, скорее уж выглаженный, он казался темным до черноты, но откликом на прикосновенье в глубине его родились искры.

- Не только он… Волковы – богатый род. И что хуже всего, о богатствах наших знали многие.

Темно-красный камень был размером с перепелиное яйцо, а его окружала дюжина камней поменьше, но куда более ярких.

Рубины?

Или гранаты? Стася ничего в каменьях не понимала, но похоже, что стоимость их оценили. Вот и думай, может, стоило бы поскромнее быть? А то ведь вернется… что бы там ни говорил Евдоким Афанасьевич, но этот в шубе точно вернется.

За венцом.

И браслетами. За тем, что, как он подозревал, скрывалось в подвалах дома. За всеми сокровищами реальными ли, вымышленными.

- Моя супруга любила… показать себя. Уже потом, после, я потребовал её передать драгоценности Ладочке. Кроме тех, само собою, что были ей самой дарены. Она обиделась, но… тогда уже меня мало трогала её обида. Ладочка же… она не думала о драгоценностях, но после того, как она ушла, супруг её прислал их.

- А вы сохранили.

- Сохранил, - повинился Евдоким Афанасьевич. – Говоря по правде, и я о них не особо думал, но… да, что принадлежит Волковым, то у них и останется.