виду содержание Библии; скорее он имел в виду то, что вычитали из нее «апостолы нравственности». Но это не помогло, и он был приговорен к шести неделям тюрьмы в Штадельхайме[833].

В целом в истории империи эпохи правления Вильгельма II в зеркале судебных процессов по параграфу 166 можно наблюдать сменяющие друг друга циклы либерализма и репрессий. По большому счету многое говорит в пользу правильности ретроспективного суждения Виктора Клемперера о «старом режиме» при Вильгельме II: при последних Гогенцоллернах царила «абсолютистская и моральная строгость», «время от времени проводились судебные процессы ввиду оскорбления величия, богохульства или нарушения морали», однако настоящими гегемонами общественного мнения были «Симплициссимус» и другие печатные издания, а также театры, которые непременно выступали с резкой критикой происходящего. Цензура также осуществлялась настолько либерально, «что очень немногие случаи замалчивания должны рассматриваться как исключения»[834]. В частности, в отношении богохульства следует отметить, что каждое обвинение в нем становилось в средствах массовой информации предметом критики и споров. Таким образом, смысл слова «богохульство» становился все более проблематичным и в Германии, оно все больше превращалось в предлог для политических репрессий и сомнительного морализма.

Германия II: святые чувства в Веймаре

Веймарская конституция 1919 года установила свободу слова, прямо отменила цензуру (§ 118) и провозгласила свободу искусства и науки (§ 142). Таким образом, первая германская республика формально установила либеральный правовой и конституционный порядок.

Однако с самого начала ему угрожала нелиберальная позиция большинства судей, которые, как и другие представители господствующей элиты, отвергали новые порядки. Результатом стало «разложение формально неповрежденного правового порядка политическими установками судей».

Сопротивление этой тенденции со стороны меньшинства юристов, объединенных в Республиканскую судебную ассоциацию, часто оказывалось тщетным[835]. В арсенале врагов республики все еще действующий параграф 166 о богохульстве был полезным орудием, наряду с «моральными параграфами», такими как положения против блуда (§ 184) или против гомосексуализма (§ 175), а также запрет на аборты (§ 218). С их помощью судебная власть стремилась регулировать жизнь граждан и, в частности, дисциплинировать среду художников, основываясь на «здоровом народном духе». Как и ранее в империи, такие обвинения могли комбинироваться. Например, в 1925 году писатель-коммунист Иоганнес Р. Бехер был обвинен не только в богохульстве, но и в антигосударственной деятельности и государственной измене[836]. В 1930 году Йозеф Йос, депутат-центрист, причислял призывы к отмене параграфа 166 – наряду с отделением церкви от государства, кремацией, облегчением выхода из церкви и реформой закона о разводе – к требованиям «культурного большевизма», целью которого является «разрушение и распад глубоко нравственной традиции в браке и семье, государстве и церкви»[837].

Насколько «политическим» было судопроизводство в отношении богохульства в Веймарской республике на самом деле, трудно судить на основе абстрактной статистики. В начале 1920-х годов число обвинений составляло около 200 в год, к 1925 году оно выросло до 450, а затем снова снизилось. В 1927/1928 годах религиозные преступления составили в общей сложности 0,06 и 0,04 % уголовной статистики[838]. Утверждение в коммунистической брошюре 1930 года о том, что обвиняемые были «на 95 % организованными пролетарскими вольнодумцами»[839], может быть идеологически преувеличенным и поэтому спорным. Однако многочисленные примеры из повседневной жизни, приведенные там, показательны. Соответствующая жалоба могла поступить даже на редактора газеты, поместившего фотографию процессии с подзаголовком «Деревянная фигура должна уметь больше, чем все врачи». Писателям, которые называли церковь «отупляющим институтом» и призывали людей покинуть ее, грозили штрафы или небольшие тюремные сроки. Назвать Иисуса Христа «государственным преступником» стоило одного месяца тюремного заключения. Епископальный ординариат (а не пострадавшее духовное лицо) подал иск против редактора «Arbeiterzeitung» Мангейма, который назвал клеветой утверждение приходского настоятеля о том, что Ленин был евреем. Суд счел, что утверждение настоятеля вряд ли можно доказать, но тем не менее, поскольку оно было сделано с пасторскими намерениями и поэтому защищено законом, приговорил редактора к штрафу. Инвалид, который агитировал против «военных попов» и укорял духовенство за то, что оно «само хулит Бога», также был обвинен на основании параграфа 166. Согласно обвинительному заключению, этот инвалид «умалял честь и святость Бога». Огульное оскорбление духовенства было недопустимым обобщением, оскорбляющим религиозные чувства. Решающим фактором было то, «какой эффект произвел образ на убежденных приверженцев церкви». Поэтому неудивительно, что в Баварии мероприятия для свободомыслящих были запрещены со ссылкой на законодательство о защите религии.

Процессы против литераторов и художников привлекали больше внимания. Начало им положил скандал вокруг драмы «Die schlimme Botschaft» («Неблагая весть») Карла Эйнштейна в 1920-х годах[840]. Было легко понять, что осуществленное им переложение страстей Христовых направлено на критику современного буржуазного общества. Сначала на это произведение почти не обратили внимания, но после кампании в консервативной прессе против поэта и его издателя Эрнста Ровольта были выдвинуты обвинения в богохульстве. Два истца, владелец фабрики в Ройтлингене и суперинтендент Нордхаузена, объединились благодаря сообщению в газете «Kreuzzeitung». Несмотря на заступничество многих видных экспертов, включая Томаса Манна и теолога Пауля Тиллиха, которые настаивали на литературных качествах произведения, Берлинский земельный суд приговорил двух обвиняемых к крупным штрафам: даже если это серьезное произведение искусства, его содержание могло нарушить параграф 166. Судебный спор по поводу комедии Вальтера Газенклевера «Ehen werden im Himmel geschlossen» («Браки заключаются на небесах») в 1928 году закончился более благоприятно для автора. Он изобразил в ней Бога, изможденного старостью, который хочет последовать примеру кайзера Вильгельма и отречься от престола. В Берлине, Франкфурте и Веймаре эта пьеса привела к беспорядкам и обвинениям в богохульстве, которые, однако, были отклонены судами. В журнале «Weltbühne» драматург иронично поблагодарил Творца за милость позднего рождения, избавившую его от позорного допроса инквизиции, который, несомненно, должен был состояться в прежние времена за «очеловечивание» божественной личности[841].

Христос в противогазе

Однако крупнейший публичный скандал в связи с богохульством в Веймарской республике был еще впереди. Процесс по делу о «богохульстве» против художника Георга Гросса и его издателя Виланда Херцфельде, длившийся с 1928 по 1931 год, можно считать «самым зрелищным процессом против художника в современную эпоху на сегодняшний день»[842]. Гросс, политически активный художник-авангардист, уже сталкивался с судебными разбирательствами за оскорбление рейхсвера и распространение непристойных надписей. Предметом новых обвинений стали несколько листов из графического альбома под названием «Hintergrund» («Фон»), который был опубликован в принадлежащем Херцфельде издательстве Malik-Verlag. Первоначально Гросс создал рисунки для декораций к драматической постановке романа Ярослава Гашека о Швейке в театре Эрвина Пискатора. Все печатные копии трех работ из этого альбома были конфискованы в апреле 1928 года по требованию старшего прокурора окружного суда Шарлоттенбурга, который месяц спустя выдвинул обвинение на основании параграфа 166 Уголовного кодекса Германии.

Суд сосредоточился на одной из трех инкриминируемых работ, которую обычно называли «Христос в противогазе». На рисунке изображен распятый Христос со своими обычными атрибутами