Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Правовые положения
Юридическая ситуация в отношении богохульства в то время была столь же противоречивой, как и раньше. В некоторых странах не существовало никаких религиозных законов, особенно во Франции с ее светской традицией. В США[862] на уровне отдельных штатов, например в Массачусетсе, существовали законы против богохульства, корни которых уходят в колониальные времена. Профанирующие клятвы и проклятия в повседневной жизни могли наказываться незначительными штрафами. Однако Первая поправка, с ее запретом на ограничение свободы слова, печати или собраний, создавала высокий заслон против судебных процессов по обвинению в богохульстве. Со стороны христианских активистов обвинения в безнравственности и моральном разложении, соответственно, были сосредоточены на якобы непристойных или порнографических изображениях, причем критерии в этих случаях оставались такими же размытыми, как и критерии богохульства в других странах[863].
В других западных государствах старые религиозные законы продолжали существовать, иногда реформировались, иногда даже вводились заново – никакой общей тенденции не прослеживается. В либеральных Нидерландах, например, долгое время после принятия Уголовного кодекса в 1810 году не существовало уголовного положения против богохульства[864]. Это изменилось после введения в 1932 году статьи 147 Уголовного кодекса, согласно которой любой, кто «публично, устно, письменно или изобразительно оскорбляет религиозные чувства богохульством», подлежал судебному преследованию. Предпосылкой к этому послужила ожесточенная агитация атеистических и коммунистических групп против христианской религии. Была акция атеистических плакатов («Бог – зло!»), а также кампания коммунистов за отмену празднования Рождества. Кульминацией этого стала карикатура, на которой двое рабочих замахиваются топором на крест Спасителя. Министр юстиции – христианский демократ Ян Доннер – ответил на этот вызов новой статьей о богохульстве.
В немецкоязычной Центральной Европе ситуация была аналогичной. Статья 261 Уголовного кодекса Швейцарии, которая, по сути, существует с 1937 года, грозит штрафом каждому, кто «публично и гнусным образом оскорбляет или высмеивает убеждения других людей в вопросах веры, в частности, веры в Бога, или оскверняет предметы религиозного почитания»[865]. После реформы уголовного законодательства Австрии, проведенной в 1975 году, статья 188 угрожает наказанием каждому, кто публично унижает или высмеивает объект религиозного культа «при обстоятельствах, в которых его поведение может вызвать оправданное раздражение»[866].
В то же время в Федеративной Республике Германии параграф 166 имперского Уголовного кодекса 1871 года продолжал действовать до конца 1960-х годов. Поправки к нему – как компонент гораздо более комплексного пересмотра – были приняты в ходе так называемой всеобъемлющей реформы уголовного права 25 июня 1969 года[867]. Они были призваны адаптировать существующие уголовные положения к «свободолюбивому образу жизни западного индустриального общества» (по словам тогдашнего председателя Федерального суда). В центре внимания был не столько параграф 166 о религии, сколько сексуальное уголовное право, аборты и тюремные заключения[868]. Но богохульство также активно обсуждалось. Например, в 1963 году католическая комиссия по уголовному праву в ХДС/ХСС утверждала, что «честь Бога» должна оставаться под защитой как «объективная ценность»[869]. Год спустя евангелический епископ Берлина Отто Дибелиус также выступал за сохранение наказуемости богохульства под девизом «Dem Staate, was des Staates ist» («Дайте государству принадлежащее государству»). Безусловно, должны быть возможны – даже острые – разногласия. «Но нельзя допускать злонамеренных насмешек над тем, что государство торжественно провозгласило в своем Основном законе»[870]. Другие представители евангелической церкви, напротив, сомневались в том, что параграф о богохульстве соответствует веяниям времени.
Наконец, в «Альтернативном проекте» реформы уголовного права, составленном такими видными немецкими правоведами, как Клаус Роксин и Вернер Майхофер, было рекомендовано полностью упразднить преступление богохульства.
Невозможно защитить общее религиозное чувство, наказывая за богохульство; более того, это вредит религиозному чувству, «потому что возмездие государства за верующего должно умалять величие Бога», – наказание за богохульство имеет тенденцию оказаться богохульным.
По мнению авторов, параграф о богохульстве вряд ли служит социальному миру; скорее такие положения могут вызвать «множество неприемлемых разбирательств». В принципе, общая защита «идеологической и религиозной мысли других людей должна быть отвергнута», так как это умаляет свободу интеллектуальных споров. Функция уголовного права здесь перегружена. Достаточно положений против индивидуального или коллективного оскорбления верующих[871].
По этому пункту, как и по многим другим, «альтернативные профессора» не смогли одержать верх. По крайней мере, возможно, именно благодаря их влиянию защитная цель заключительного варианта параграфа о богохульстве сместилась по сравнению с большинством предварительных проектов. Там речь всегда шла об ущемлении «религиозного чувства» путем публичного оскорбления Бога (или оскорбления, которое может ущемить «общее религиозное чувство»). В конечном же итоге закон предусматривал, что любое лицо, публично «оскорбляющее религиозные или светские убеждения других лиц таким образом, что это может нарушить общественное спокойствие», будет подлежать судебному преследованию[872]. На данный момент не было сделано никаких прямых ссылок на религиозные чувства.
В уголовно-правовой практике значение этого преступления продолжало снижаться. Конечно, это ничего не говорит о значении отдельных случаев, которые, безусловно, могли иметь – желаемый или ожидаемый – символический сдерживающий эффект или вызвать общественную полемику, как, например, процесс против группы художников-ситуационистов SPUR и их богохульных высказываний в 1962 году[873]. Судебные основания для вынесения приговоров в то время, когда нарушение общественного спокойствия должно было доказываться, оставались субъективными и частично противоречивыми. Например, в 1985 году один из активистов назвал церковь «одной из крупнейших преступных организаций в мире» и изобразил распятого Иисуса с надписью «Мазохизм излечим». Было ли это грубо оскорбительным заявлением, способным нарушить общественное спокойствие? Окружной суд Геттингена расценил это таким образом и признал обоснованным приговор, присудивший подсудимого к 20 суточным выплатам 20 немецких марок каждая: демонстративное жесткое очернение содержания веры не предлагало никакого интеллектуального подхода к сущностному обсуждению и своей несерьезностью должно было также оттолкнуть противников церкви определенного интеллектуального уровня[874]. В 1982 году судебная оценка статьи в молодежном журнале («Фокус-покус в пончо»), в которой священник был описан как «гуру», верующая община – как «опасная секта», а Святое Причастие – как «древний каннибалистический обряд», была различной: в то время как Палата по делам несовершеннолетних сочла текст