Помешивая ложечкой чай, смотрела в искрящуюся черноту окна, где смутными отражениями застыли два лица — расплывчатые, почти не различимые.

— Ты всегда уходишь. Исчезаешь. Даже когда мы совсем рядом, держимся за руки и вроде бы вот оно… — стоит закрыть глаза и снова открыть их… и тебя не будет. Так всегда…

— Я здесь, — тихо проговорил он. — Я точно здесь. И на этот раз никуда не денусь.

— Прошлый раз ты тоже так говорил, — грустно улыбнулась девушка. Она чуть задумалась, потом внезапно спросила: — Как думаешь, мы сейчас там тоже вместе?

Виктор откинулся на подрагивающую переборку вагона. Он не сразу понял, про что она спрашивает. Про какое — «там»?

— Ты имеешь ввиду…

— Да… сорок первый… ведь ты… наверняка что-то помнишь? Должен…

— Да, — вдруг признался он.

Он действительно «что-то» помнил.

Вагон немного тряхнуло и вдруг образы поплыли в его памяти с такой неумолимой силой, что ему стало страшно. В красноватых светофорах, стремительно проносящихся мимо на перегонах, он увидел всполохи артиллерийских залпов, в стоне железнодорожной колеи — гул какой-то мольбы, жуткой и непонятной, будто бы тысячи человек одновременно стонали от боли. Видение нахлынуло, и он едва успел поставить стакан с чаем на стол.

Глава 29

1941 год

— Какой же ты неуклюжий! — Лена аккуратно поддержала его руку.

Он встряхнулся, открыл глаза шире, но тьма не прошла, наоборот она еще больше сгустилась. А красноватые огоньки, которые он принял за железнодорожные светофоры оказались всего лишь угольками в печке.

Вокруг стояли и сидели люди, почему-то они были детьми, и вся эта обстановка никак не напоминал ему видение, только что нахлынувшее на него с такой силой, будто бы все это было на самом деле. Он где-то читал, что такое явление называется дежа-вю, переживание того, что уже когда-то или где-то происходило. До сих пор, как сказал диктор в той передаче, ученые не могут объяснить природу этого явления.

— Вот это да… — сказал он, пораженный видением.

Лена повернулась к двери, посмотрела на девочку, которая вошла в дом и недовольно сморщилась.

— Это ты про нее?

Витя очнулся, сфокусировался на происходящем и быстро покачал головой.

— Нет, нет! Я совсем не про нее… мне только что такое показалось… ты не поверишь… я будто бы увидел наяву…

— Что? — едва слышно спросила она.

Он мгновение помолчал, обдумывая, стоит ли говорить ей про такое, но все же решил, что стоит. Кому как не ей?

— Будто бы… — он наклонился к Лене понизил тон до шепота: — мы с тобой едем на поезде…

Лена, сначала скептически сжав губы, при слове «поезд» повернулась к нему и придвинулась ближе. На мгновение она даже забыла про девочку у двери, которая вполголоса разговаривала с Давидом. Это конечно же, была та самая странная велосипедистка, встретившаяся им у ручья.

— Мы? На поезде? Интересно… Я никогда никуда не выезжала из города… — призналась она.

— Да… и я… представь себе… — он сделал многозначительное лицо. — Мы там уже взрослые!

Ее глаза округлились.

— Ни фига себе! — вырвалось у нее запретное слово.

— Ага…

— А что это был за поезд? — глаза девочки загорелись, она даже потеряла интерес к происходящему у двери, хотя, судя по всему, своим появлением незнакомка разбудила всех ребят.

— Поезд? — Витя покачал головой, стараясь уловить ускользающий во тьме мираж — который был так прозрачен, так удивительно реален и одновременно хрупок, ненадежен, что ему показалось, будто одно только усилие с целью возродить в памяти угасающий перестук колес, бряцание ложечки о край стакана, ее глаза в темноте — все это рассыпится тотчас, как только он себе это представит с большей ясностью. — Очень длинный… желтый и… синий… а на его боку написано «Янтарь»…

— Как красиво… — тихо произнесла девочка и он почувствовал, что она будто бы тоже увидела этот поезд. Невероятно, конечно, — но ведь он почти ничего не сказал, чтобы можно было заключить, красивый поезд или нет. Значит — действительно увидела.

— Да…

— Здесь опасно оставаться, — долетел до них возглас девочки от двери.

— Да ладно! — ответил ей хрипловатый басок, принадлежавший, конечно же, Червякову. — Кто тут опасный? Ежики да белочки, что ли?

— Дурак он, — сказала Лена и тут же спросила. — А расскажи еще про поезд! Мы правда там были взрослые?

Витя одним ухом, прислушивающийся к разговору у двери, не сразу понял вопрос.

— А… да… сбила меня с мысли она. — Он кивнул в сторону незнакомки. — Зачем только ее впустили? Говорил же Илья Андреевич, никого не пускать. Ай… — видение потускнело, и он почувствовал одновременно и раздражение, и горечь. Сколько бы всего он мог рассказать Лене, если бы никто не сбивал… а теперь… впрочем, кое-что он еще помнил. — Да, точно взрослые. У нас уже есть паспорта, мы показывали их проводнице. А еще визы! Представляешь!

— Мы что ли заграницу едем? — ее глаза открылись так широко, что в них можно было утонуть.

Но, к сожалению, он больше почти ничего не помнил и даже то, что еще оставалось в памяти — было словно мираж.

— Не знаю… кажется… Литва… то есть, Литовская ССР… я, наверное, слегка отключился и все это приснилось. Там еще… была цыганка… страшная такая…

— С нами в поезде⁈ — ужаснулась Лена.

— Нет… она, кажется… была раньше… на вокзале. Она сказала, что я… — он смолк.

— Что?

— Она что-то сказала, и я проснулся…

— Если немцы сюда дойдут, они вас схватят и отправят в Германию, — сказала отчетливо незнакомка. Она постоянно оглядывалась на дверь, будто бы чего-то боялась.

— Я закрыл ее на засов, — сказал Давид. — Не бойся.

— Да что им засов… — ответила она.

— Какие еще немцы? — опять сунулся Червяков. — Что ты заладила, немцы, немцы! Мы же не дураки, мы из Москвы. Нас такими сказками не напугать. Какие еще немцы⁈

— Фашисты. — Девочка повернулась к темному углу, откуда раздавался голос Червякова. — Куда ушел ваш учитель? Где он?

— Он побежал за подмогой, — сказала Витя. — Мы должны ждать его здесь.

Девочка покачала головой.

— Вы его не дождетесь. Его схватят,