участка А. И. Кальницкий вечером этого дня: «Слои воды на льду от 5 до 12 см, на подходах к трещине — до 25 см. На Лавровской ветке воды значительно больше — до 30 см… От действия поверхностной воды лед на 8–12 см имеет игольчатую структуру, общее уменьшение толщины льда до 15 см… Во второй половине дня имелось 4 провала автомашин… Жертв и потерь не было. Все автомашины подняты и отправлены по назначению».

В связи с таким состоянием льда начальник тыла Ленинградского фронта Ф. Н.Лагунов и командование Военно-автомобильной дороги решили перевозку грузов и населения по льду Ладожского озера прекратить с 24 часов 12 апреля 1942 г., а в течение следующих двух дней передислоцировать части и снять со льда всё хозяйство ВАД. Однако прибывший на дорогу член Военного совета фронта Н. В.Соловьев не согласился с таким решением, так как считал, что перевозки по льду настолько важны для Ленинграда, что надо пойти на риск. «Дорога работает, — сообщал он А. А.Жданову 12 апреля, — и будет работать, по-моему, до 20 апреля. Прекращение работы дороги может быть решено по обстановке, когда проезд с грузом невозможен»[33].

* * *

Вода в Ладоге была тёмной, почти чёрной, с белой кашей губчатого снега и льда. Навалив на плечо мешок с луком, Сергей шагнул на деревянный настил, и доски под ним вздрогнули под напором волны. По мокрому настилу приходилось идти осторожно, потому что ноги скользили, как по натёртому паркету. Шаг за шагом, с напряжённой спиной, удерживающей двадцатикилограммовую ношу. Упасть нельзя, иначе собьёшь идущего позади.

Полуторки стояли далеко впереди, на материковой льдине, куда их порожняком перегнали по наскоро сколоченному мосту — тяжесть груза прибрежный лёд уже не держал. Ступая с настила, кирзовые сапоги по голенище погружались в воду, сочившуюся на ледяную поверхность.

После третьего мешка промокшие ноги стали дрожать от слабости, а когда Сергей сунул руку под гимнастёрку, то по пальцам мазнуло кровью из открывшейся раны. Только этого ещё не хватало! От страха снова попасть к госпиталь его прошиб холодный пот. Перевалив лук в кузов, он на ощупь достал из-под сиденья чистую ветошь и сунул за шиворот, упреждая кровотечение. Вроде не хлещет. Надо носить мешки на другом плече.

Пока шёл обратно, его догнал Игнат из соседнего автобата. Однажды они вместе застряли в снежном заносе и провели ночь, поочерёдно вытаскивая свои полуторки на прицепе. Долговязый Игнат был на голову выше Сергея и смотрел сверху вниз.

— Говорят, на том берегу приходится по пояс в воде идти, — он мигнул узкими глазами с жёсткой щёточкой ресниц и растянул рот в усмешке, — купаться любишь?

— Откуда знаешь, что воды много? Здесь вроде терпимо.

Сергей притопнул, подняв вверх фонтанчик брызг.

Он говорил с лёгкой одышкой, злился на себя за то, что никак не мог восстановить дыхание. Не набрался ещё силёнок после ранения.

— Я вчера помогал медпункт с девятого километра эвакуировать, едва не захлебнулся, — ответил Игнат, — вымокли как цуцики. И я, и военфельдшер, и санитары.

— Леру отвозил?

— Ага, её. Героическая девушка: сколько раз из-под взрывов раненых вытаскивала, в полынью ныряла, а как на берег сошла, представляешь, заплакала. Говорит, не знаю, как дальше жить буду. Сроднилась с Ладогой. Да у меня и у самого вот здесь жжёт, — Игнат стукнул себя кулаком в грудь, — вроде как дорога насквозь меня проходит от головы до пяток.

Игнат выразил то, что чувствовал сам Сергей, поэтому он согласно кивнул:

— А сколько ребят сейчас на дне баранку крутят…

Думать о павших товарищах было нестерпимо больно. Рука сама потянулась снять шапку. Игнат тоже сдёрнул ушанку с оторванным ухом, и они пошли молча в цепочку, пропуская встречный поток людей с грузом лука.

Казалось, что мешкам с луком не будет конца. Их носили и носили, а груда мешков на берегу оставалась неизменной. Издалека от склада Сергею помахала рукой Манюня. Она вчера забегала поздороваться, но Сергей держался с ней хотя и дружески, но подчёркнуто официально, опасаясь снова переступить тонкую грань, которую можно принять за ухаживание.

Последний груз в кузов положили два солдата с потными, красными лицами. Уходя, один из них поднял голову и пристально глянул в глаза Сергею:

— Счастливого пути, товарищ водитель. Вернись живым.

«Иначе и быть не может, — подумал Сергей, выруливая в хвост машине Игната. — Раз дан приказ, значит, его надо выполнить. И немцы нас не победят, потому что за нами наша русская правда».

Эта правда представилась ему огромно и зримо, как лес у горизонта, как колосящиеся поля с россыпью пёстрых цветов, как мирное небо, до которого можно дотянуться рукой. В памяти возник Катин рассказ про старую колокольню, где был найден крестик, висящий сейчас на шее маленьким знаком любви, веры и верности. Вот бы когда-нибудь взобраться на колокольню вместе с Катей, раскинуть руки, вбирая в себя всю красоту родной земли, и закричать: «Люди, я люблю вас, будьте счастливы!»

Караван полуторок тащился со скоростью двадцать километров в час, притормаживая перед каждой трещиной. Каскад воды из-под колёс захлёстывал в кабину, влажно чавкая под резиновым ковриком. Коврик у Сергея был трофейный, из немецкой легковушки, подаренный одним другом на день рождения. Правда, чтобы подогнать резину под размеры, Сергею пришлось изрядно обкорнать широкие края и вырезать дополнительную дырку для тормозной педали.

Девушки-регулировщицы ещё махали флажками из своих снежных иглу, но палатки медпунктов уже были сняты, а в месте маскировки зенитной установки колом стояла вздыбленная льдина.

Отгоняя нарастающее ощущение пустоты, Сергей засвистел бодрый мотивчик, и в этот момент впереди рванул зенитный снаряд, потом другой, третий. Выстрелы ложились кучно, впритирку, но машины шли не останавливаясь.

В ответ немцам дружно загрохотала наша береговая батарея из Коккорева, ей вдалеке отозвались орудия Шлиссельбургской крепости, оказавшейся фашистам не по зубам. Город Шлиссельбург был взят фрицами, а крепость выстояла, не сдалась.

Грохот канонады создавал в голове иллюзию полной глухоты. Чтобы не лопнули барабанные перепонки, Сергей то и дело заглатывал ртом воздух, не переставая следить за дорогой с удвоенным вниманием.

Потом он увидел, как идущая впереди полуторка Игната мигнула габаритами и перекосилась на левый бок, а потом ухнула в воду с такой стремительностью, что он едва успел ударить по тормозам.

— Игнат!

Крича, он отводил машину в сторону, потому что от зияющей полыньи размером с озерцо чёрными змеями побежали разломы. Лёд лопался, как яичная скорлупа, и ходил ходуном, с бурлением вскипая в трещинах.

Сергей выглянул из дверцы, махнув рукой шофёру сзади:

— Сдавай назад! Бери вправо!