от костров, мерцающих, словно светлячки на траве, сливался с серебристым сиянием лунного света. Ночью все эльфы прекрасны.

Кончики её заострённых ушей стояли торчком, серебристый лунный свет скользил по гладкой коже её лица и отражался от рубиновых волос. Глаза эльфийки неотрывно следили за моим затылком, кажется, она даже не дышала. Её стройное тело было закрыто одной лишь тонкой сорочкой, чуть ниже открытых гладких коленок я видел мягкие кожаные сапожки. Сейчас они были даже не зашнурованы…

«Кажется, можно выдыхать — убивать меня сегодня не будут» — подумал я. Эльфийка бы точно зашнуровала сапожки, если бы собиралась подкрасться ко мне в ночи и убить. Тонкая сорочка, сквозь которую в лунном свете проступали очертания красивого женского тела, тоже мало способствовала скрытному убийству. С такой фигурой можно кого-нибудь убить, просто неотрывно глядя в глаза.

— Ты правда чернокнижник? — увидев, как у меня непроизвольно колыхнулось заострённое ухо, эльфийка задала давно животрепещущий вопрос.

— Нет, — вздохнул я, не оборачиваясь.

— Точно?

— Спроси Среброкинса.

— Сребр… почему гоблина-то? Он мне наврёт!

— В том-то и суть. Когда он врёт, у него губы шевелятся. Он тебе обязательно скажет на мой счёт какую-то гадость, и ты узнаешь обо мне много хорошего.

— Звучит ненадёжно, — озабоченно сказала эльфийка. — Что, если он вдруг скажет правду?

— Этого не может быть, Лиадрин. Тебе не спится, похоже?

Пока я пытался уснуть, меня бил непрерывный озноб. Кончики пальцев ног и рук не могли согреться. Внезапно я вздрогнул, как от укола по всему телу. Внутри меня открылась оскалённая пасть, жадно поглотившая магию, тлеющую в моём теле. Тут же зев пустоты закрылся, оставив меня трепетать, как осиновый лист на ветру. Странно, но я почувствовал облегчение, лёгкость в теле.

Дремлющий внутри моей души зверь чувствовался, как некая данность. Всепожирающий голод — это я сам. Моё тело нуждается в магии Искривлённой пустоты так же, как плоть просит утолить её голод пищей, а жажду — влагой. Шаман троллей ошибся лишь в одном: моя изменённая кровь не запасает ману Искривлённой пустоты — она с чудовищными потерями обращает простую ману в ту, которая заменяет мне воздух. Если и запасает, то я уже давно её поглотил и требовал себе ещё.

Уроборос, пожирающий собственный хвост — вот он, я. Пока открыт канал сквозь Завесу, я благоденствую. Он закрыт, и очень скоро я начинаю страдать. Всё, как и следовало ожидать.

Лиадрин, между тем, на мой вопрос покачала головой, и я вздохнул, прерывая размышления о своём положении. Любопытную эльфийку стоило отправить спать, хотя бы для того, чтобы она больше не подкрадывалась со спины. А не то дворфы, узрев такое чудо, на неё точно ошейник наденут и запрут, от греха подальше.

— Да и вообще, что это за слово-то такое: «чернокнижник?», — проворчал я. — Ни разу не видел чёрных книг, чтобы их почитать. А ты?

— Книжник — это тот, кто посвятил себя изучению каких-либо наук, — степенно ответила Лиадрин. — В случае чернокнижников — тёмных.

— Значит, преступлением является просто получение запрещённых знаний, неважно с какими целями? — быстро уточнил я, обернувшись. — Даже если эти цели — благие?

— Магия имеет свойство менять тех, кто ею управляет, — пробормотала эльфийка. — Для нашего народа это ещё более справедливо.

— Ты ведь служительница Света, я правильно понимаю? — уточнил я, усмехнувшись. — Если так рассуждать, то после использования силы Света ты должна быть одарена достоинствами и быть внутри даже прекраснее, чем снаружи.

Эльфийка смущённо блеснула глазами, прежде чем опустить очи долу.

— Это не так, — кашлянула она.

— Скромность — тоже достоинство, — я улыбнулся и переменил тему. — Тебе не спится? Тревожно от гоблинов или дворфов?

— Не столько тревожно, сколько громко, — неловко призналась эльфийка, поднимая голову. — Дворфы храпят, как из ружья. Только успеваю задремать, тут же кто-нибудь всхрапывает так, что я просыпаюсь и думаю: «Никак, тигр продкрадывается ко мне?». Страшно.

Я невольно рассмеялся.

— Да уж, к такому никого из нас в Кель-Таласе жизнь не готовила. Вечно приходится учиться чему-то новому.

— Это можно научиться выдерживать? — Лиадрин вздёрнула тонкие брови и содрогнулась, переваривая мои слова. — Что же, значит, с храпом дворфов я тоже свыкнусь. У меня почти всё, чем я превосходно теперь владею, сначала выходило не очень.

— Это просто потому, что мы кель’дореи, — проворчал я. — У всех так же было. Неудивительно, что мы только к ста годам становимся взрослыми.

— Может быть, — эльфийка задумчиво наклонила голову.

— Впрочем, я говорил о другом, — вздохнул я. — Едва ли стоит учиться терпеть дворфовский храп. Лучше надень беруши и спи спокойно.

— Бер… гм, что? — смущенно переспросила Лиадрин, вопросительно указав в темноте на собственные остроконечные уши.

Я подошёл ближе к эльфийке и достал собственноручно изготовленную поделку из ваты и воска.

— «Береги ушки» — пояснил я. — Вот, посмотри.

В темноте все кошки серы. В темноте все эльфы красивы. Ночная тьма окутала стройный стан Лиадрин шелковым покрывалом, подчеркнув каждый плавный изгиб, когда она приблизилась ко мне. В этой темноте черты ее лица были словно высечены из мрамора скульптором. Изящные пальчики приняли у меня из рук поделку, и эльфийка принялась вертеть беруши в руках, безуспешно пытаясь определить их на наличие магии. Ярко-синие глаза осветились внутренним огнём, но, сколько бы она не пыталась, чуда всё не случалось. То, что сначало казалось ей артефактом, никак не желало выказывать магических свойств. Медленно, но верно, на лице Лиадрин появилась недоумённая обида, словно её обманули.

— А как они действуют? Где магия? — эльфийка беспомощно завертела поделку в руках. — Я не чувствую здесь магии, Мэвниар!

— Лиадрин, это потому, что её здесь НЕТ! — заворчал я, вдруг подумав, что столкнулся с обитательницей иной планеты. Впрочем, это хоть отчасти объясняло, почему эльфы до сих пор не освоили огнестрел. Ох и несладко придётся им… нам, кель’дореям, когда время вдруг резко ускорится и безграничное стремление к совершенству станет неотличимым от совершенной дремучести. — Ты просто вставляешь эти штуки себе в уши, и всё.

Внезапно эльфийка охнула, заметив нечто, видимое только ей.

— Ты же истощил свою магию! — воскликнула она, оказавшись подле меня, обеспокоенно вглядываясь мне в лицо. — Почему ты мне не сказал? Ты выглядишь очень бледным! Свет в глазах приглушен. Все симптомы налицо.

— Все в порядке, — попытался отмахнуться я от неё. Вот открою канал ещё раз, за пределами лагеря — тогда и вернусь в норму.

— Сейчас я тебе помогу, — вызвалась Лиадрин, пропустив мои слова мимо ушей.

Просил я об этом или нет, но подмога уже спешила. Приблизившись, эльфийка встала сбоку, почти вплотную ко мне и коснулась