Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По грязным щекам продолжали катиться неугомонные слёзы. Он наконец-то снова видел любовь ― нежную и чистую, безвозвратно утраченную им самим.
«Ни она, ни даже он не понимают, как хрупко то, что между ними происходит. Как огромно, как прекрасно. Я просто таракан, болтающийся под их неказистыми пубертатными ножками. Всё фантазирую, как стать грёбаным спасителем, а он спрашивает, не замёрзла ли она, поправляя на ней свою потасканную куртёнку. Так просто, так естественно… Я бы всё отдал, лишь бы у меня снова был этот её взгляд! Такое больше невозможно отыскать в целом мире. Можно лишь украсть. Завоевать как трофей…»
Дементьев возжелал украсть Микасу. Не как варвар, нет! Он чувствовал нутром — представится случай, и она сама позволит себя забрать.
Ему потребовались всего каких-то два года.
Он брёл в ночной тиши, среди шелеста травы уснувших полей, и услышал знакомый голос, задорный смех. Подойдя немного ближе к большому дому, Дементьев узнал очертания Микасы: она стояла совершенно голая, завёрнутая в мятую простынь, а рядышком дымил сигаретой её злобный дружок. Она небрежно ластилась к нему, он же без смущения прижимал её к себе и тискал.
— Чудовище неугомонное! — счастливо взвизгнула Микаса, наигранно вырываясь, и левый край простыни съехал вниз, обнажив упругую грудку.
— Ну иди сюда, иди ко мне… — с нежностью приговаривал Эрен. — Я твой, я весь твой!..
Тонкие пальцы сцепились на его шее, и Микаса притянула голову Эрена к обнажившейся груди. Он влажно льнул языком к затвердевшим соскам, отрывисто стонал, сминая свободной ладонью её мягкий округлый зад. Простынь белым змеем соскользнула на дощатый пол веранды. За спиной Микасы мельтешили узоры сигаретного дыма, пепел улетал мотыльками с тлеющего огонька.
«У меня нет к нему страсти, если вы об этом».
«Ненадолго же тебя хватило, девочка», ― с усмешкой заключил Дементьев. Такое действительно можно лишь украсть…
На четвёртом году брака он сомневался, что она всецело принадлежит ему.
Дементьев докурил и вернулся с балкона в спальню. Микаса крепко спала, мирно посапывая, а из-под одеяла выглядывало её обнажённое бедро. Он опустился на край постели и с замиранием сердца окинул взглядом жену, стиснув челюсти. Собственнически оголил её зад целиком и смял в точности тем же движением, что и юный Эрен на веранде в тёплую летнюю ночь. Микаса не проснулась, лишь нахмурилась и издала тихий всхлип.
«За все эти годы ты ни разу не заговорила о нём. Даже имени его не произнесла. Тогда почему мне кажется, что тень этого нелепого мальчишки ходит за нами по пятам? В каких дальних закоулках памяти ты спрятала его? Ты позволяешь ему там целовать свою грудь? Позволяешь дымить тебе в лицо дешёвыми сигаретами и бредить, что он твой?.. Ловко же ты водишь меня за нос, девочка. Ешь, пьёшь и спишь со мной, порой нервно шутишь ― притворяешься моей женой. Да так складно, что я почти поверил. Я знал всё с самого начала. Даже когда ты лепетала, что любишь меня. Знал, что ты просто цеплялась за мои деньги и иллюзию свободы. Какого лешего тогда ждал, что непременно полюбишь потом? Старый дебил! Я украл тебя, но ты так и осталась стоять на веранде в простыне, прижимая к себе его лохматую голову».
***
После вечеринки у Хоука Эрен не сказал Микасе ни слова, молчал весь следующий учёбный год. Его «обет молчания» дал трещину лишь на Выпускном, когда он подошёл поздравить её: как друг ― искренно, но держа эмоции под контролем и не прикасаясь. Это было прощание.
Но следующая ночь после праздника подарила Микасе то, о чём она раньше думала с опаской и неуверенностью, оттягивая как можно дольше. Дементьев неожиданно явился вечером и взял её с собой в ресторан. Он был немного пьян, весел и непривычно лёгок. Обхватив Микасу за плечо, притянул к себе и целовал в шею. Он никогда прежде не позволял себе ласкать её на людях.
― Вадим Александрович, у вас, похоже, хорошее настроение, ― смущённо шептала Микаса, краснея и источая жар.
― Вадим, ― поправил он её. ― Не называй меня больше как дряхлого старикашку.
Его руки. Слишком крепкие, слишком взрослые, слишком уверенные. Эти руки непохожи на руки… Нет. Она больше не произнесёт это имя. Ему не место даже в её мыслях. Он детское воспоминание о первой страсти. Он должен уйти. Навсегда.
Навсегда?
Микаса так и не решила навсегда ли. В эту ночь её тело опустилось на огромную кровать, заправленную шёлковыми простынями (богатая пошлость!), и Дементьев всё сделал сам, посвятил ей каждый поцелуй и каждое прикосновение. В обязанности Микасы входило просто получать удовольствие, не обязательно что-то отдавая взамен. Он был умелым и внимательным, осторожным и щедрым. Это привело её в восторг. Идеальный любовник!
Подготовка к свадьбе больше не была наполнена сомнениями. Правда, поступление в университет пришлось отложить, потому как муж собирался отвезти Микасу сначала в Петербург, чтобы поближе познакомить со своей роднёй, а затем устроить свадебное путешествие по Европе.
Отказ Армина прийти на свадьбу вывел Микасу из ослепляющей эйфории.
― За что ты так со мной? ― сдерживая гнев, процедила Аккерман.
― Я не наказываю тебя, Мика. Мне бы хотелось сказать, что я счастлив за тебя, но это будет ложью. Я не счастлив, я в ужасе. Ты сама не своя последнее время. И ещё… Не могу пойти из-за Эрена.
― Нет, ну какие же вы подонки! Носитесь со своим Эреном, как с неразумным ребёнком, совершенно наплевав на меня. Будто я вам не подруга! Мы уже не дети и давно с ним прояснили ситуацию. Что я вам всем ещё должна?! ― Микаса кричала и обливалась слезами, обиженно сверкая покрасневшими глазами. ― Спасибо Саше, что не стала дуть рожу, как остальные, а согласилась прийти и порадоваться за меня.
― Прости…
― Оставь себе свои сраные извинения!
И ушла прочь, ни разу не обернувшись, сколько Армин её ни звал.
На свадьбе у неё было прекрасное платье, как у принцессы. Празднование устроили на заднем дворе дома Дементьева: с серебряной аркой, пышно одетыми гостями, половину из которых составляли деловые партнёры жениха, с многоэтажным тортом и