Гости, собравшиеся на соломенных циновках, трижды поклонились, пробормотали молитвы и сели прямо, опустив глаза и сложив руки перед грудью, подобрав ноги и направив подошвы в сторону от монахов. Представители клана постарше сидели ближе к помосту, и среди них Яйа. Ее бритая голова качалась в ряду других бритых голов, традиционные черные с белым одеяния контрастировали с монашескими рясами, и со стороны старики казались вереницей лун под рядом солнц.

Так как время шло, церемонию начали без промедления, чтобы дать монахам возможность принять единственную за день пищу до полудня – еду специально готовили в их честь. Почтенный Конг Оул ободряюще кивнул Макаре. Плотно сцепив руки, лежавшие на коленях, мальчик начал нараспев читать сутру. Голос детонировал, губы обнажали почерневшие зубы, и стало понятно, что мальчишке предстоит долгий путь к окончательному выздоровлению. Однако настоятель доверил ему чтение сутр, вступая, только когда мальчишка запинался или напряженный голос грозил изменить ему вовсе. Это у Конга Оула обычная практика, рассказывал Нарунн, – позволять самым слабым послушникам руководить духовной практикой. В случае Макары это оказался самый эффективный путь к выздоровлению – отвлечься от личных метаний и сосредоточиться на помощи другим, возобновив понемногу занятия на давно заброшенных факультетах сострадания и самодисциплины.

Другие послушники подхватывали сутры – тягучее пенье раздавалось то с одной, то с другой стороны от старого монаха, который умакнул священную кисть в чашу с водой и окропил собравшихся, землю и воздух. Звенела музыка ветра, вторя сутрам. Деревья тоже отдавали свою молитву ветру. Стоя сбоку, позади гостей, Тира поглядывала на дом Яйи. Когда прибыли монахи, она как раз переодевалась в более подходящую одежду, и когда спустилась, церемония уже началась, поэтому девушка тихонько подошла к навесу, не успев поздороваться со Старым Музыкантом.

Мощная, с большими листьями банановая пальма заслоняла ей обзор, мешая разглядеть Старого Музыканта, который должен сейчас ждать на резном деревянном помосте у дома Яйи, готовясь к заклинанию духов.

Церемония благословения короткая, на нее могут собраться все любопытствующие, зато потом веселье продолжается до вечера. Друзья и соседи шли с поздравлениями, приветствовали Нарунна как нового соседа и радовались нескончаемой череде блюд. Гости все прибывали, и многие несли с собой готовые кушанья, как свою лепту в праздник. Сперва все собрались возле открытой кухни, болтая с Рави и ее родственницами, занятыми готовкой, и вдыхая ароматы еды, которую скоро разделят с хозяевами. Понемногу все расселись на соломенные циновки, расстеленные на земле, радуясь возможности побыть на солнышке в этот бодряще прохладный, ветреный день. Тира сразу узнала молодого человека в деревянном инвалидном кресле, о чем-то оживленно беседовавшего с архитектором: Нарунн попросил подвезти Вичета, объяснив причину увечья бывшего бегуна и его талант к резьбе по дереву. Нарунн выразил надежду, что архитектору может пригодиться такой талант, и теперь Тира видела, что они с Вичетом нашли общий язык: парень что-то говорил, бурно жестикулируя, а архитектор внимательно слушал, отвечая с неменьшим энтузиазмом. Наверное, речь шла о какой-нибудь пластичности бамбука и ротанга, из которого Вичет особенно искусно плел разные поделки, и о потенциальном применении этих материалов в домашнем дизайне.

Со стороны шоссе вошел мистер Чам. Утром он в арендованном фургоне привез монахов и Старого Музыканта, а теперь вернулся в сопровождении супруги, замужней дочери, зятя и маленьких внучат. Моя вторая семья, всегда говорил он, словно первая до сих пор могла где-нибудь объявиться. Они с Тирой кивнули друг другу, таксист что-то сказал своим, и через мгновенье все оживленно закивали. Тира гадала, что такого сказал им мистер Чам и какой родственницей она может быть в их глазах.

Она бездумно оглядывала пруд, где правнуки Яйи, подростки, стоя на самом краю, забрасывали длинные палки, чтобы вырвать сухие лотосовые стручки: твердые, похожие на орехи созревшие семена прекрасно подходили для жарки на открытом огне. Тире вспомнились слова Равви о том, что пруд даст земле «дыхание воды». Сейчас, в засушливый сезон, пруд действительно наполнял каждый порыв ветра запахом воды и ила.

Она надеялась, что Старому Музыканту не холодно в тени. Холода в конце января, по словам Яйи, – это благо, ибо они заставляют людей искать тепла домашнего очага и семьи. Отличный день для церемонии благословения земли.

Между пропетыми сутрами наступила короткая интерлюдия – монахи отпили воду из стаканов, специально поставленных перед ними. Нарунн перегнулся через Ла и шепнул Тире, угадав ее желание увидеть Старого Музыканта:

– Сейчас самый удобный момент незаметно отойти.

Тира кивнула.

– Будь здесь, с Па-Омом, – сказала она Ла и, тихо встав, незаметно ушла к дому Яйи.

Старый Музыкант узнал ее издали и вновь поразился ее сходству с Чаннарой. Он помнил неожиданное признание Сохона за несколько недель до гибели: «Ты должен знать, она тебя тоже любила». Друг говорил о Чаннаре, словно готовя Туня к тому, что может случиться. Возможно, думал сейчас Старый Музыкант, отчасти поэтому он так долго тянул с возвращением в Пномпень. Он опасался, что действительно найдет Чаннару, а после того, что вынесли они с Сохоном, у него не было желания предавать одну любовь ради другой.

Тира присела на тиковый помост и протянула руки. Старый Музыкант думал, что она хочет забрать инструменты, которые он привез, но Тира его обняла.

– Па-Ом, – сказала она, задержав его в объятьях, словно успокаивая не только его удивление, но и свое собственное. «Па-Ом», – повторил про себя старик, убеждаясь, что не ослышался, и не желая отпускать услышанные звуки.

– Простите, – сказала Тира, опустив руки, – я знаю, вы готовитесь…

– Нет, я рад, что ты пришла, – сказал Старый Музыкант. Сердце билось ровнее, ободренное ее спокойствием и добротой. – Я тебе кое-что хочу сказать. Я привез тебе инструменты. Ты их храни, они твои. Надеюсь, на этот раз ты их примешь, я ведь скоро отправляюсь в поездку.

– В поездку? – обрадовалась и взволновалась Тира. – Куда, с кем?

Он объяснил, что хочет съездить в Кратьэх, выше по течению. Знакомые рыбаки-тямы предложили подвезти его на своем сампане – сейчас как раз хорошее время для ловли ценного полосатого угрехвоста в глубоких омутах северной части Меконга.

– Со мной все будет в порядке, – заверил он Тиру. – За мной присмотрят Разаки, они люди добрые.

Абдул Разак – искусный навигатор, опытный путешественник по реке, пояснил Старый Музыкант, а внуки сейчас у родителей, так что на маленькой лодке найдется место и для него.

– Вы едете в Чхлонг, родную деревню вашей матери?

– Да.

Они помолчали, боясь сказать то, что знали про себя – с какой ужасной потерей связана для него та деревня. Тире показалось, она понимает желание старика снова посетить те края, то место, где…

– Когда вы вернетесь в Пномпень? – спросила она.