Около сорока лет тому назад небогатый шер из Мадариса отправился в гости к родне, в Бресконь. По Каменной Гати — спору нет, так на север добираться много быстрее, чем по Имперскому тракту. А в сказки о лесных духах шер Кименес, как и купец-обозник, не верил. Зря — Мшистые болота и Удольский лес, что клином вдаются между Валантой и Бресконью, за шестьсот лет мало изменились. Разве что живущие там дети Зеленого дракона стали назваться не даилла-ире, а мислет-ире.

Шер Кименес благополучно добрался до родни, как и почти все его немаленькое семейство: румяная дородная супруга, строгая и чопорная младшая сестра, двое сорванцов-близнецов и три очаровательные дочки. Лишь старшая дочь, веселушка Тереса, что никак не могла выйти замуж — где же взять денег на приданое четырем дочерям? — так и осталась в Удолье.

Первые три дня под сводами старого леса она все прислушивалась, дергала мать и сестер: слышите, как лес поет? Но те отмахивались — подумаешь, ветер! А вечерами она отходила от костров, всматривалась в темную зелень, пока мать не кричала ей — Тереса, куда тебя несет, дурная? На третий вечер Тереса вернулась к семье поздно, встрепанная и румяная, перемазанная соком земляники, и получила нагоняй. Ни шер Кименес, ни обе шеры Кименес и не подумали поинтересоваться, отчего она так сияет. Только отругали за неподобающий вид и велели помогать тетушке — готовки, починки и прочих дел в таком большом семействе вдоволь.

А на четвертый вечер, едва обоз остановился, Тереса снова улизнула. Тетушка, клятвенно пообещавшая брату присмотреть за негодной девицей, только отвлеклась отогнать назойливого шмеля, как племянница исчезла. Ее ждали весь вечер, обещая выдать розог, несмотря на полные двадцать лет. Ждали всю ночь — розги сменились плеткой, а под утро и отправкой в монастырь. Утром отец готов был плюнуть на будущее трех оставшихся дочек и отдать за ней единственную ценность — крохотную конскую ферму и племенного аштунца. Но Тереса не вернулась. Оставила все, даже любимое зеркальце в резной самшитовой оправе, подарок несостоявшегося жениха.

Счастливая Тераэлле нашла того, кто заставлял лес петь для нее — Ниеринна, лесного духа. Вместе они наблюдали, как ее отец тщетно уговаривает купца-обозника подождать хоть до полудня. Как плачет мать и поджимает губы тетушка, а сестрицы опасливо и заинтересованно вглядываются в сумрак меж вековыми грабами и перешептываются. Как вихрастые братья, насупившись, усаживаются на задок повозки — отец не позволил десятилетним героям идти выручать сестру из лап кровожадных чудищ.

Тераэлле ни разу не пожалела, что прислушалась к песне Ниеринна, ставшего отцом трех рыжих и зеленоглазых детей.

Дети особенно не задумывались о том, почему мама не светится так же, как все. Только когда Бален исполнилось двадцать пять весен — почти взрослая мислет — она поняла, почему дедушка иногда так грустно смотрит на сына и невестку. В пятьдесят мама выглядела много старше бабушки. А ведь ире в ее возрасте только начинают задумываться о семье и детях. Правда, ни у кого из чистокровных мислет ире не было троих детей — и, несмотря на седину в косичках Териэлле нет-нет да и кидали на нее и Ниеринна завистливые взгляды.

С егерем герцога Удольского Баль познакомилась случайно. Когда на ее любимую полянку у края болот повадился за травками человек, ей не захотелось путать его в трех ясенях, напускать пчел или заманивать в трясину. В отличие от брата и сестры Баль не особо любила развлечения с людьми. Заставлять путника плутать в лесу неделями, пугать мороками, натравливать голодных муравьев или заводить к медвежьей берлоге — ничего такого уж веселого.

Этот человек показался ей интересным. Длинные черные волосы, смуглая кожа и хищный взгляд черных, как дикий паслен, глаз очень отличались от привычных рыжих косичек зеленоглазых и светлокожих сородичей, а на груди его висел красивый амулет, так и манящий дотронуться. Баль очень хотелось поговорить с человеком: мать рассказывала о людях совсем не то, что остальные мислет. К тому же отец ведь выбрал в жены маму. Значит, люди — это не только опасные хищники, вроде пум или болотных гулей?

Любопытство ее и сгубило.

Черноволосый красавец был не против поговорить. И не только поговорить — его поцелуи будоражили кровь и тешили самолюбие. Но герцогский егерь, хоть и с удовольствием валял ее по траве, считал эльфов чем-то вроде говорящих собак: он выманил доверчивую девочку из родного леса, увез за десяток лиг и посадил на цепь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В комнату, где он держал Баль, частенько приходили его дружки. Посмотреть на диковинку, пощупать и не только. Из их разговоров Баль поняла, что егерь не просто так оказался в Удолье с дорогим амулетом-манком и заговоренным ошейником. За мислет ире ему дали бы много золота, к тому же он поспорил с дворецким, что сумеет поймать лесного духа.

Сколько золота предлагают за мислет-ире, Бален узнала много позже, потому как до герцога егерь ее не довез. В придорожной таверне, напившись кислого вина, азартный егерь проиграл свою добычу в кости владельцу бродячего цирка.

Тиссек, к несчастью, оказался не только жаден и похотлив, но и достаточно умен. Он не пожалел империала на заговоренный ошейник. С ним Бален не могла ни убежать, ни причинить хозяину вред.

Поначалу она пыталась. Когда ехали через Удольский лес, Баль ночью выбралась из фургона и попыталась уйти или хоть позвать на помощь. Но стоило только подумать: вот она, свобода! — и руны сработали. Она еле доползла обратно, на указанное хозяином место, и только там смогла вздохнуть, не теряя разум от боли. Обнаружив ее поутру не способной пошевелиться, Тиссек обо всем догадался и добавил плеткой.

Больше сбежать она не пыталась. Единственной возможностью было заполучить ключ — она не знала, что ключ можно только купить. И хорошо. Если бы не было никакой, пусть призрачной, надежды, Бален бы попыталась разозлить хозяина или кого-нибудь из труппы настолько, чтобы ее убили. Потому что даже умереть сама она не могла, как и сойти с ума — Зеленый Дракон сотворил своих детей слишком живучими.

Шуалейда

Отсутствия Шу никто не заметил. Она проскользнула на место, когда артисты заканчивали последний номер. Похлопала в ладоши, кинула в подставленную акробаткой тарелку монету. Только напоследок одарила раскланивающегося клоуна обещающим взглядом — на всякий случай. И, уловив намерение Кея прямо сейчас потребовать рыжую ире себе в подарок, наступила ему на ногу и зашипела: «Тише! Все уже».

Слава Светлой, его догадливое высочество сообразил, что не стоит показывать бурную радость при полковнике Бертране. Правда, на то, чтобы шествовать к замку чинно и неспешно, как подобает принцу, его уже не хватило. Ну и пусть.

Едва пройдя через расступившуюся толпу, дети бегом припустили вперед, оставив полковника, гувернантку и ученого наставника качать им вслед головами. Шу неслась впереди — никуда не сворачивая, прямо к себе. Ей хотелось как можно скорее увидеть Бален, расспросить. Это же такая удача, настоящая мислет ире!