и Эдинбург, в котором я живу сейчас. Антарктический ледник к югу от экватора не сумел пройти зеркальным путем и наползти на континенты с юга на север, но лишь потому, что большие массивы суши были слишком далеки от него. Однако ледники спустились с Анд и накрыли часть Патагонии. И хотя юг оставался по большей части свободным ото льда, многие регионы стали холоднее и суше, превратившись в своеобразные пустыни.

Еще удивительнее то, что эта глобальная заморозка — которая началась около 130 000 лет назад, достигла пика похолодания 26 000 лет назад и закончилась 11 000 лет назад — не была ледниковым периодом как таковым. Это была всего лишь одна из фаз ледникового периода, один из десятков циклов наступлений и отступлений ледников за последние 2,7 млн лет (пришедшихся в основном на плейстоцен), которые в совокупности и образуют то, что мы называем ледниковым периодом. Ледниковый период был не длительным периодом адского холода, а американскими горками похолоданий, когда ледники распространялись с полюсов далеко на континенты (ледниковые эпохи), и потеплений, когда лед снова таял (так называемые межледниковья). И это были изнурительные горки — с экстремальными климатическими перепадами и крутыми скачкáми из жара в холод. Только за последние 130 000 лет бывали времена, когда Британию покрывал ледник полуторакилометровой толщины, и другие времена, когда там было настолько тепло, что львы охотились на оленей, а в Темзе плескались бегемоты. Переходы между этими биполярными состояниями происходили быстро, часто за считаные десятки или сотни лет. Иногда даже в пределах жизни одного человеческого поколения.

Но всего удивительнее один простой факт. Мы все еще живем в ледниковый период. Просто нам выпало межледниковье, когда ледники взяли тайм-аут. Еще немного, и нам впору опять вернуться в ледниковую фазу, когда льды снова задушат Чикаго и Эдинбург. Однако парниковые газы, которые мы в таком количестве выбрасываем в атмосферу, вероятно, помешают этому — вот один положительный и, возможно, непредвиденный побочный эффект глобального потепления.

В истории Земли лишь немногие периоды можно назвать настоящими ледниковыми — когда ледники, покрывающие полюса, становятся сверхамбициозными и распространяются в более низкие широты, далеко вглубь континентов. Для этого требуются серьезные климатические изменения. Корни нашего сегодняшнего ледникового периода уходят к эоцен-олигоценовой границе, 34 млн лет назад, когда — как мы узнали в предыдущей главе — Антарктида переместилась на Южный полюс и покрылась ледниками. Тем самым на Земле был преодолен климатический порог, за которым тепличный мир превратился в прохладный. Это обеспечило исходный низкий уровень мировых температур, который еще больше понизился в плиоцене, 3,3–2,7 млн лет назад. Тогда был перейден следующий порог, и на Северном полюсе образовалась большая ледяная шапка. Итак, на обоих полюсах появились ледники, которым не терпелось расти и расползаться, и Земля официально вступила в ледниковый период.

Что вызвало похолодание в плиоцене? Основных факторов, по-видимому, было два. О первом мы бегло упоминали в предыдущей главе — это долгосрочный кризис главного термостата, управляющего температурой планеты: снижение уровня углекислого газа в атмосфере. Косвенно оно было связано, вероятно, с ростом Гималаев, Анд и Скалистых гор в последние десятки миллионов лет. Когда горы растут, они неизбежно подвергаются эрозии. При эрозии породы растворяются и вступают в реакцию с углекислым газом, образуя новые минералы, тем самым связывая углекислый газ и не давая ему разогревать атмосферу. Чем выше горы, тем больше эрозия и тем больше углекислого газа изымается из атмосферы, что ослабляет парниковый эффект и охлаждает планету.

Вторым фактором, наложившимся на этот долгосрочный тренд, стало неожиданное географическое событие — случайная встреча незнакомцев, которая направила мир по новому пути. Еще до того, как упавший астероид погубил динозавров, Южная Америка оставалась изолированным островным континентом с собственной эндемичной фауной, богатой сумчатыми, но бедной плацентарными[42], за исключением доморощенных чудиков типа ленивцев и южноамериканских копытных да потомков тех грызунов и приматов, которые приплыли из Африки на плотах через Атлантический океан. Но 2,7 млн лет назад одиночество Южной Америки закончилось. Образовался Панамский перешеек, соединивший Северную и Южную Америку: оконечности материков сошлись, как руки Адама и Бога на фреске Микеланджело из Сикстинской капеллы. Когда Север и Юг мягко соприкоснулись, новый сухопутный перешеек в Центральной Америке запрудил межокеанское течение, проходившее через Мексиканский залив и соединявшее Тихий океан с Атлантическим. Течение поменяло маршрут, и атлантические воды устремились на север, неся больше влаги к полюсу. Чем больше влаги, тем больше сырья для намерзания льда, и ледники стали разбухать.

Новоявленное бракосочетание Севера с Югом имело и другие, более прямые последствия для млекопитающих. Два мира, разделенные на протяжении более 100 млн лет, теперь связывала миграционная супермагистраль, и млекопитающие устремились в обоих направлениях, знакомясь друг с другом, как западные и восточные берлинцы в те лихорадочные моменты после падения Берлинской стены. Это было столь важное событие в истории млекопитающих, что оно даже получило звучное название — «Великий межамериканский обмен». Для южноамериканских видов, долгое время запертых на своем островном континенте, это было разрушение тюрьмы. Однако, как часто бывает со сбежавшими узниками, для них это кончилось не очень хорошо. Лишь немногим удалось закрепиться севернее — в их числе были броненосцы, ленивцы и опоссумы, первые сумчатые, родившие сумчатых детенышей на берегах Северной Америки после того, как миллионы лет назад они вымерли в Северном полушарии. Дарвиновы южноамериканские копытные попытались совершить это путешествие, и некоторое время один вид — миксотоксодон (Mixotoxodon) — обитал в Техасе, но удержаться там ему не удалось, и в итоге под конец ледниковой эпохи эти копытные вымерли по обе стороны Панамского перешейка.

Совсем иначе сложилась судьба млекопитающих Северной Америки. Для них это стало возможностью агрессивного захвата, и они вторглись в новые области, завладели южноамериканскими джунглями и пампами и вытеснили коренных жителей. На юг устремились тучи копытных — верблюдов, тапиров, оленей и лошадей. Давление со стороны этих захватчиков — в число их потомков входят два знаменитых вида млекопитающих Южной Америки: лама и альпака — вероятно, стало одной из причин конца Дарвиновых копытных. На юг пришло и множество хищников — предков современных ягуаров и пум, южных волков и медведей. Они, по-видимому, возвестили закат млекопитающих, занимавших тогда места высших хищников — спарассодонтов наподобие «сумчатого саблезубого» тилакосмила, хотя эти некогда господствовавшие сумчатые охотники в ту пору, скорее всего, уже и так были на пути к вымиранию.

Между тем, пока млекопитающие мигрировали и смешивались, океанские течения несли на север все больше влаги, и полярные шапки разрастались. Затем ледники стали пульсировать, то расширяясь, то сжимаясь при спадах и подъемах температур. Ритм задавали небесные циклы — мелкие