Он стал читать про себя, и его лицо начало изменяться прямо на глазах. Вначале можно было увидеть удивление, потом любопытство и, наконец, ужас.

– Ну что там? – подтолкнул его Дубовик. – Не тяни, прочти вслух. Что случилось? Это не то, что ты ожидал? Ну, давай.

– Сейчас, – сказал тот дрожащим голосом и машинально провел под глазами. – Дай прийти в себя.

– Давай я прочитаю, – протянул руку Стас и чуть не выхватил листок. – Я моментом…

Антон от него отмахнулся и, собравшись с духом, стал тихо читать:

«Обстоятельства складываются так, что я вынужден оставить свой участок, которому отдал все. На рудном дворе и в штольнях полный порядок. Я предвидел, что так должно случиться, но не думал, что так скоро. Не дали дотянуть до весны. Я собирался домой…

Не вините меня строго, я ни в чем не виноват, все, что я делал, делал честно. Я работал ради процветания своей страны, за которую не жалел своей жизни. Я знаю, комиссия приехала не для проверки моего участка, а ради меня. Это только повод. Так было на “Сохатином” и “Шумном” со Степановым и Перовым. Мы последние из могикан – те, кто остался после расправы над Берзиным. Вот, значит, пришла и моя очередь. Я не хочу погибнуть в сталинских застенках. Живым я им не дамся.

Кравчук давно под меня копает и уже не раз грозился отправить меня за решетку. Это все от зависти. Он еще не нюхал пороха, его удел следить за всеми и доносить своим хозяевам, а я прошел всю войну. Я оставляю все свои ценности здесь, на “Оборонном”. Кравчук все равно их заберет, если меня посадят, или заберут такие же, как он, – представляющие власть.

Цинк с моим добром спрятан во второй штольне. Седьмой квершлаг[13], 12 метров от устья. С правой стороны под сводом (в верхней части трещины, рассекающей рудное тело Главной зоны).

23 февраля 1953 г.»

– К сожалению, подпись неразборчивая, – произнес Антон. – Внизу есть еще небольшая приписка:

«Если останусь жив, я вернусь. Холодно…»

Он замолчал, наступила тишина. Стало слышно, как возле дома лошади жуют овес и где-то далеко Тимофей колет дрова.

– Вот тебе письмо от любовницы! – нарушил молчание Дубовик. – Надо идти во вторую штольню, будем искать цинк. Надежды на его возвращение практически нет. Хотя кто знает, как сложились обстоятельства.

Антон фыркнул от негодования.

– Если бы он вернулся на «Оборонный», забрал бы это письмо, – сказал он сердито, – а то видишь…

– Логично, логично. Нет, мужика, конечно, повязали. Ну, куда отсюда убежишь? Тем более зимой. По-видимому, это его шмутки были разбросаны по всей долине Кыллаха. Схватили они его.

– Кто знает, может и не его. Странно как-то: телогрейка, ботинки, – пожал плечами Антон. – Зимой в ботинках…

– Мужик, видно, от безысходности. По принципу: помирать так с музыкой, – не задумываясь о словах Антона, задумчиво произнес Роман. – Почему же он не подался на зимник? Там идти легче. Это же не по снегу семь верст киселя хлебать…

Дубовик сказал, что по дороге его бы сразу догнали и, чтобы сбить преследователей со следа, он, видно, двинулся в противоположном направлении. Так было больше шансов уйти.

– Ну да, наверняка кинулись его искать, им же хотелось его повязать, – заскрипел зубами Антон. – И, конечно, рванули на зимник, куда по логике вещей должен был податься беглец. И, наверное, подался. При таких возможностях, какие были у начальника участка, он мог на чем-нибудь уехать. И все-таки они его догнали. Иначе он вернулся бы.

– Вот такой печальный конец этой истории, – будто подводя черту, грустно сказал Александр. – Впрочем, это только мои догадки. Будем думать, что все обошлось.

Звякнула на полу железка. Стас пнул валявшуюся под ногами кружку и с сосредоточенным видом, будто он ни при чем, сказал:

– Я не понял, в каком цинке он спрятал свой клад? И ради чего? Мог бы и с собой забрать. Продал бы…

– Эх ты, деревня! Чувствуется, не служил ты в армии, – засмеялся Роман. – Цинк – это ящик из-под патронов.

Глава 35

Рассказ охотника

Когда устроились и приготовили обед, Дубовик позвал Тимофея. Вместо рабочей спецовки, в какой он бегал до сих пор, тот надел толстый серый свитер с двумя смотревшими друг на друга оленями, вышитыми на груди. Под шеей выглядывала светло-голубая рубашка в мелкую клеточку, на ногах были калоши. Когда-то это были резиновые сапоги, а когда износились, голяшки отрезали. Теперь калоши служили чем-то вроде комнатных тапочек и даже выходной обувью.

В руках Тимофей держал буханку хлеба и кастрюлю с малосольной рыбой. От запаха свежеиспеченного хлеба у геологов побежали слюнки. Хотелось побыстрее отщипнуть хоть маленький кусочек от буханки и смаковать его, как что-то самое вкусное. Последний кусок черствого хлеба они съели несколько дней назад, и теперь казалось, что давно забыли вкус свежего хлеба.

Дубовик вытащил бутылку спирта, припасенную на черный день, и с торжественным видом поставил на стол. Когда все успокоились, он сказал поставленным голосом:

– Господа, прошу внимания! Успокаиваемся! Открываю заседание выездного научно-технического совета Курунгюряхского полевого отряда. На повестке дня сегодня два вопроса: первый – это встреча на «Оборонном», и второй – знакомство с жизнью одноименного рудного участка. По первому вопросу выступает товарищ Дубовик, по второму докладывать будет товарищ Винокуров. Итак, слово предоставляется Александру Федоровичу Дубовику, то есть мне, – постучал он кулаком себя в грудь.

Тимофей собрался в комок, на лице проскочила тень сомнения. Подумал, правильно ли он поступил, что пришел к незнакомым людям. Ведь геологи его даже не уговаривали, а просто позвали, и он сразу согласился. Теперь придется что-то докладывать. А о чем говорить? О том, что он тут вроде сторожа и коменданта. Причем добровольно исполняет их обязанности. В его бытность не пропал ни один гвоздь, ни один кусок руды. Или, может, рассказать о