Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ослепленно моргаю и внезапно ощущаю оглушительный скрежет винтиков в своем заржавевшем мозгу. В словах Инги есть резон. Все лето я страдала, пряталась в четырех стенах и посылала в эфир сигналы о помощи, вместо того, чтобы склеить то, что сама же разбила. Слезы все еще душат, бессильные пальцы дрожат от волнения, но одуряющее облегчение растекается по рукам и ногам, и давно забытое, отмороженное, упрямое бесстрашие возвращается на свое законное место.
Прислоняюсь затылком к металлической гаражной обшивке и вижу бархатное небо с дырками звезд. В Ванином мире нет такого неба. Там все по-другому. Но я смогу…
— А Рюмин что? Даже не извинился? — Инга легонько трогает меня за плечо, и я, очнувшись от грандиозных прожектов, горько усмехаюсь:
— Мне не нужно его гребаных извинений. А если серьезно… Я думала, будет больнее. Он сбросил фальшивую личность и оказался ничтожеством, я не могу припомнить о нем ничего хорошего. Он мне даже не противен. Как-то Ваня назвал меня пустым местом. Так вот: Рюмин — пустое место для меня.
— Отличный настрой. Будь счастливой, и тогда он сам себя накажет.
Ветер шумит в высоченных соснах, над поселком поднимается оранжевая луна, где-то вдали проезжает авто, и басы, долетающие до нас из открытых окон, идеально ложатся на ритм моего сердца. Инга задала новый, необходимый для меня вектор, и я не остановлюсь, пока во плоти не предстану перед Ваней.
— У меня к тебе два вопроса, — я благодарно улыбаюсь Инге, и она выжидающе поднимает бровь. — Колись, как ты догадалась про нас?
— Просто внимательно наблюдала, — она смущенно отводит глаза. — На самом деле, это было нетрудно. Не исключено, что и Рюмин давно все знал, потому и бесился… А второй вопрос?
— Как ты умудрилась не влюбиться в Волкова?
Она поднимает указательный палец, подбоченивается и важно изрекает:
— Элементарно. У меня есть парень.
Я икаю, с трудом проглатываю комок удивления, вставший поперек горла, и сконфуженно заправляю за уши растрепанные патлы:
— Серьезно⁈ Давно?
— Да, довольно давно. Точнее, два года мы переписывались, но я боялась переносить отношения в реал. Ваня провел со мной разъяснительную беседу, и мы с Игорем все же встретились — в Задонске, еще до экзаменов. А потом он специально купил путевку в тот же санаторий, приезжал аж из самого Н-ска. Он первокурсник, учится в том же универе, куда я буду поступать после одиннадцатого. Этим летом мы многое для себя решили. Он… нравится мне. Сильно.
Я яростно и мучительно торможу, и мир уже никогда не станет прежним. Оказывается, Инга и по части парней меня сделала, но ни разу не намекнула, что я неправа в своих выпадах.
Она достает из кармана телефон, щурится на голубоватый экран, встает и тщательно отряхивает джинсы:
— Приходи к нам в гости, Лер, мы с Вадиком будем ждать. Я пойду — уже поздно, мама, неверное, волнуется. Рада была вот так поболтать.
Я провожаю ее до ворот и смотрю вслед до тех пор, пока ее силуэт не скрывается за забором из зеленого штакетника. Вваливаюсь в сумрачный коридор, с грохотом разуваюсь и, махнув рукой маме, увлеченно болтающей по телефону, скрываюсь в комнате. Плюхаюсь на кровать, обнимаю Ванину подушку и, прислушиваясь к разговору за стенкой, с нетерпением жду, когда мама освободится и сможет уделить мне внимание.
— Я без пяти минут свободная женщина. Мне плевать на него! — внушает она тете Яне без тени иронии — видимо, папа окончательно исчерпал лимиты прощения, и у него не осталось ни единого шанса. — А Стас? Стас просто есть и, дай Бог, чтобы так оно и было… Что? Полдома отходят мне, но распоряжаться мы с Лерой будем всей площадью, зато я не претендую на его квартиру в Н-ске. У Ромки же бизнес, вот и пусть ошивается там. Москва? С этим пока нет ясности, Ян, а он почти месяц бухает по-черному. И вряд ли явится даже по иску в суд.
Наконец тетя Яна удовлетворяет свое гипертрофированное любопытство, желает маме спокойной ночи и отключается, и я, собрав остатки сил и решимости, выползаю в гостиную. Мама расправляет на лице тканевую маску и откидывается на кожаный подлокотник дивана, но я с ногами взбираюсь в кресло рядом с ней и, набрав в легкие побольше воздуха, принимаюсь упрашивать:
— Мам, тетя Марина наверняка оставила тебе номер на случай, если приедут покупатели их участка. Можешь ей позвонить?
— Зачем? — мычит мама, постукивая по подбородку подушечками пальцев.
— Мне очень нужно найти Ваню. Мне надо увидеться с ним.
— Лер, что за авантюра? — сеанс релакса безжалостно прерван, и мама раздраженно сдергивает маску. — Я не отпущу тебя в Москву, это тебе не Сосновое и даже не Задонск. Ты и в Н-ске-то никогда не была, а Москва раз в десять масштабнее!
— Но я не могу так больше, мам! — я сжимаю кулаки, и подавленные переживания, отчаяние и тоска с криком и истерикой вырываются наружу: — Твои методы не помогают, народная мудрость не работает, время не лечит! Боль не притупляется, она уже как гниющий нарыв — отравляет меня и постоянно напоминает о себе. Я же не вывожу, посмотри, в кого я превратилась! Неужели тебе сложно хотя бы попробовать⁈
Пушистые ресницы мамы вздрагивают, глаза наполняются слезами, губы кривятся. Она подается ко мне, крепко обнимает, гладит по голове, всхлипывает и вместе со мной ревет:
— Лера, я в курсе омерзительного поступка Ильи. Видела твою хандру и несколько раз звонила Марине… Но она категорически отказалась говорить, где они живут и как связаться с Ваней — якобы, мальчишка только начал в себя приходить… Прости. Прости, ребенок, что ничем тебе не помогла!..
* * *
Глава 54
Небо теперь прозрачное, будто разбавленное мертвой водой, луга на том берегу полиняли, солнце отдает земле последнее тепло.