я дома. Никогда прежде не представляла, что жизнь будет развиваться вот так.

– Ты расстроен?

– Ни капельки, – твердо отвечает он. И я вижу: он серьезен.

– Я наблюдал за вами с Люком несколько месяцев и восхищался тем, какой потрясающей мамой ты однажды станешь. Мамой, которую я желал Люку… – на секунду он замолкает. – А ты расстроена?

– Ни капельки, – шепчу я в ответ, и он целует меня в макушку, а затем прижимает к груди. Где слышится ровное сильное биение его сердца.

– Отец знает о беременности.

– Хорошо.

– Спросил, нет ли у меня кинка на размножение.

Я прячу лицо в ладони, смех сотрясает тело.

– Нет, он не мог.

– Мог.

– Господь Иисус, – бормочу я тонким голосом. В нем все еще слышатся слезы.

– Забудь об Иисусе. Расскажи мне о морковке. Уже несколько дней не могу из головы ее выкинуть.

– Женщина, которую ты знаешь всего пару месяцев, говорит тебе, что залетела, а беспокоит тебя только морковка у нее в сумочке?

Он ухмыляется и слегка тянет меня за волосы, так что теперь наши лица находятся друг напротив друга.

– Да, – пожимает он плечами. – Твое появление в моей жизни кажется правильным. Как и в жизни Люка. Мы будто бы… каким-то образом обретаем смысл. И еще один маленький человечек тоже. Все складывается. Единственное, что не имеет смысла, так это чертова морковка.

Я снова смеюсь: все, что он только что сказал, так на него похоже. Он не бросается словами и не старается впечатлить. Сказал по существу и просто открыл свое сердце. Кажется, самое меньшее, что я могу сделать, – это объяснить про морковку.

– Мы с Люком кормим лошадей… Думаю, так она и оказалась в сумке.

– Думаешь?

Попалась.

– Ну, если честно, я не помню, как она там оказалась. Может, морковка у меня еще с тех пор, как я жила в городе.

– Но прошло же уже несколько месяцев. – В его голосе звучит неподдельный ужас. А не передумает ли он строить будущее с девушкой, у которой в сумочке хранится старая морковка?

– Да, – неуверенно отвечаю я, прикусывая губу.

– Трусики и морковь. – Он качает головой и поглаживает меня по спине, пока мое дыхание не выравнивается. – Не терпится увидеть, что еще выпадет из твоей сумки.

Несколько минут мы стоим перед домом, молча прижавшись друг к другу, рядом с сердцем, которое он сделал для меня и где высек мои будущие инициалы. Как будто он так уверен во мне и в нас.

Как будто нам лучше вместе, и он знает это.

– Я люблю тебя, Кейд, – бормочу я, уткнувшись в него.

– Я тоже люблю тебя, Ред.

А затем он просто обнимает меня еще крепче, и, надеюсь, никогда не отпустит.

36

Кейд

– Вот бы ты поскорее родила, и у нас уже был бы ребенок. Я как на иголках. – Саммер подпрыгивает на заднем сидении моего грузовика. И в зеркало заднего вида я практически вижу излучаемую ею радость.

– Сам, попридержи коней. Я на третьем месяце, – парирует сидящая за мной Уилла.

– Она только об этом и говорит, – смеется Ретт, барабаня по пассажирской дверце как раз над смастеренным им блестящим плакатом для завтрашнего торжества. Он гласит: «Вполне неплохо. Для пенсионера».

Чертов урод.

– Уф-ф. Малыш будет очаровательным. Я уже готова стать классной тетей.

С тех пор, как мы поделились новостью о беременности, ажиотаж вокруг будущего ребенка не утихает. Все на седьмом небе от счастья.

Особенно Люк.

Когда мы ему рассказали, он расплакался от счастья. И я вместе с ним. От одной мысли, как быстро поменялась жизнь, закололо в переносице. Все так внезапно.

На данный момент это чертовски важная для меня тема.

– Чувак. – Уилла хлопает моего брата по плечу. – Читай между строк. Хватит валять дурака и постарайся сделать так, чтобы наши дети выросли лучшими друзьями.

Лицо Ретта становится серьезным, и он качает головой, но я замечаю, как у него дрогнули уголки рта. Прямо как в детстве, его это уже тогда выдавало с головой.

– Даже не знаю, что тебе ответить, Уилла. Мы все пробуем, пробуем и пробуем, но без толку. Это изматывает, понимаешь? И я задаюсь вопросом, а может, все дело в противозачаточных.

– Иди в жопу. – Я принял эстафету и ткнул брата в грудь.

– Нет, детка, просто у тебя нет кинка на размножение, – вставляет Саммер. Эти слова вырываются из нее с фырканьем и сопением.

– А вот это я запомню, навсегда, – говорю я и стискиваю зубы, чтобы сдержать улыбку.

– Навсегда, – хором раздается ото всех пассажиров грузовика. И я чувствую, как Уилла слегка сжимает мое плечо. Я протягиваю руку и накрываю ее ладонь своей: кроме шуток, мы оба волнуемся.

Мы озадачены и не совсем готовы, но счастливы. Чертовски счастливы. Никогда прежде я не чувствовал себя лучше, плывя по течению. Как бы банально это ни звучало, я никогда не чувствовал себя более умиротворенным.

Годами я жил с ощущением покинутости. Злости. Будто у всех вокруг все получается с лету, а я погряз в ответственности.

А потом в город ворвался ураган Уилла и перевернул все с ног на голову самым чертовски лучшим образом.

Я сжимаю ее ладонь и, поднося к губам, целую костяшки пальцев женщины, которую я выбрал. Жизни, которую я выбрал.

– Господи. Да кто ты вообще такой? – Ретт выглядит немного потрясенным.

Настал черед Саммер, и она ударяет Ретта по макушке.

– Какого хрена все меня бьют?

Я усмехаюсь, когда Саммер произносит:

– Потому что ты этого заслуживаешь.

В таком настроении мы приближаемся к месту проведения родео, и хаос канадского чемпионата поглощает нас.

Выступить здесь – давно забытая мечта. Длительное затворничество как упущенная возможность чего-то, для чего я был слишком стар и слишком занят.

Пока Уилла не залезла в джакузи и не предложила мне попробовать. Оказалось, нашу гонку оценили, и мы прошли в финал.

А это значит, что я не позволю моим не до конца зажившим пальцам остановить меня.

Черничка спокойно воспринимает все, что я делаю в седле. И колючий характер не позволяет ей пугаться. Каждый раз, когда мимо проходит очередная лошадь, она прижимает уши, и я улыбаюсь. Ее не назовешь белой и пушистой, но она хороша в своем деле.

Отец уводит Люка на трибуны, а остальные остаются со мной в зоне ожидания.

– Нервничаешь? – Уилла сжимает мою ногу и смотрит снизу вверх. От того, как она сияет, появляется ком в горле. Завитые волосы. Новые,