Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что делать со всей этой свежей рекламой, предлагающей грубый секс и садомазохизм? Например, в конце журнала Details рекламный блок из 46 страниц посвящен исключительно джинсам Request. На большинстве фотографий красуются страстные, ухмыляющиеся полуголые мужчины и женщины, совершающие проделки в духе голливудских фильмов-нуар, в момент разнообразных эротических забав друг с другом. Джинсы фигурируют не на всех фотографиях, но зато мы обнаруживаем множество каблуков-шпилек, ажурных чулок, кожи, юбок с бахромой в виде кнутов и фаллообразных бутылок с шампанским. На одной из фотографий мужчина с голым торсом (разумеется, в джинсах Request) связан веревками. Его лицо искажено гримасой боли, его промежность обращена к зрителю, а сам он готов умереть под палящим солнцем пустыни.
Эти черно-белые фотографии показывают мир пороков и теней. Их пейзаж представлен в стиле фильмов-нуар и запечатлен на безопасном расстоянии от полихромной реальности повседневной жизни. Секс этих персонажей не имеет ничего общего с любовью, какой она может быть. Рекламируемый ими секс – раздраженный, посредственный и грустный. Все выглядят озлобленными, словно испытывают отвращение к чему-то слишком ужасному, чтобы его можно было назвать. Мрачные, стилизованные, вульгарные – рекламные фотографии как-то извращенно и скользко притягательны. Однако вместо жизнерадостного, жизнеутверждающего, доступного для всех секса шестидесятых годов в этой «эротике» мы находим апатию.
Но даже легкий налет эротики в рекламе увеличивает продажи абсолютно не связанных с сексуальностью товаров. Тогда к чему эти крайности? Можно ответить так: поскольку обычным сексом уже никого не удивишь, и даже грубый секс регулярно появляется на страницах респектабельных изданий, сексуальная реклама тоже была вынуждена стать более прямолинейной (по крайней мере, так думают рекламодатели) и демонстрировать извращения. Как и в реальном сексе, неумеренность заставляет искать новые возбудители и более экзотические удовольствия. Когда-то на автозаправочных станциях давали в качестве сувениров стаканчики для спиртного или скребки и щетки для очистки машин ото льда и снега – небольшие подарки для привлечения клиентов. Заправка могла находиться на другом конце города, но мы не могли побороть искушения получить что-то «даром», даже если в реальности это было совсем не даром, потому что более долгий путь обходился дороже, а стоимость «бонуса» была включена в цену бензина. Сегодня этим занимаются косметические компании, и это прекрасно работает. Покупая некоторые продукты, в придачу вы получаете образчики других. Аналогичным образом используют теперь и самооценку. Если вы покупаете «экологические» продукты, то можете ощущать себя людьми нравственно ответственными, если покупаете спортивную обувь определенной марки – чувствовать уверенность в себе и силу. Если вы купите, допустим, разрекламированные джинсы Request, то сможете почувствовать себя сексуально неотразимым. Премией станет небольшой прилив самоуважения. Это гомеопатическое средство от неуверенности в себе и впрямь может помочь человеку почувствовать себя лучше – или же оно просто исчезнет в бездонном выдвижном ящике внутреннего мира вместе с другими «эликсирами». Вопрос в том, почему садомазохизм, эксгибиционизм, вуайеризм и другие так называемые перверсии кажутся нам такими привлекательными именно теперь.
Возможно, отчасти это объясняется нашим возвращением к викторианской морали, потребовавшим извилистого пути. В эпоху ее господства общество было столь репрессивным и настолько пронизано культом матери, что мужчины чувствовали себя виноватыми, оскверняя «ангела» у себя дома, и были вынуждены тайно искать изощренных удовольствий на стороне. Когда общество пытается подавить сексуальность, в результате зачастую возникает желание проявлять ее запретными действиями. В нашей культуре «рубежа веков», как нам напоминают журналы, возобладала завуалированная порнография. Модные журналы изобилуют образами откровенного секса и садомазохизма. Татуировки, которые когда-то ассоциировались с людьми неотесанными, с обитателями «дна», теперь делают себе фотомодели. (Женщины щеголяли ими и в двадцатых годах. Однако тогда в основном это был перманентный макияж, когда для улучшения формы губ и бровей или имитации румянца под кожу с помощью иглы вводили красящий пигмент. А татуировки в виде скарабеев и других египетских символов вошли в моду после того, как их обнаружили на мумии в одной из гробниц.) Реклама Кельвина Кляйна преподносит образы сексуальных грез о медленно пробуждающемся желании. Учтите, что такого рода журналы читаются в залах ожидания и библиотеках; на них подписываются и трезвенники, и любители выпить; их доставляют прямо на дом; ими наслаждаются в священном домашнем уединении; их читают лежа в ванне и за кофе; их разбрасывают по всему дому и для гостей, чтобы те могли их полистать, и для детей, чтобы те могли вырезать из них картинки для школьных поделок.
Мы – люди культуры «рубежа веков» со сбитыми моральными ориентирами, одной ногой стоящие прямо в нашем пуританском прошлом, а другой ногой нащупывающие путь в будущее. Мы жаждем крайностей, и это вполне человеческая черта. Людям всегда не хватает скандалов, все более и более откровенных, насколько это дозволено. Рок-звезды словно занимаются оральным сексом с микрофоном – то есть на самом деле с толпой, отвечающей им шквалом радостных воплей. Порнозвезды являются на благотворительные мероприятия, а фотомодели демонстрируют одежду на подиумах высокой моды. Теперь, когда секс вышел из подполья, как это влияет на наши личные привычки? Подозреваю, что, в сравнении с тем, что мы видим, они могут показаться пресными и даже скучными. Частное стало публичным, но публичное не стало частным.
Но почему? В наши чумные годы, когда случайные связи грозят бедой, заставляя нас заранее тревожиться, невиданно популярным стал вуайеризм. Совершенно безопасный секс – это воздержание, предупреждают нас. Экстези – наркотик, который употребляют на дискотеках чаще всего, – подавляет половое желание. «В мастурбации замечательно то, – сказала мне однажды по секрету циничная подруга, – что вы имеете дело с прекрасным партнером, лучше всякого мужчины… и при этом вам не надо наряжаться». Секс-шоу таковы, что вызывают ассоциации со злачным районом города, который посещают нравственные уроды. Однако, в какой-то степени, наши секс-шоу мы подобрали на обочинах дорог, а потом придали им лоск, сделали их модными. Это как если бы все мы смотрели по телевизору одно и то же эротическое шоу – но в отдельных кабинках собственных жизней, вдали от чужих глаз. Такой вариант безопасного секса приятно ласкает глазные нервы и прививает всем некий вкус к завуалированной порнографии. Иногда он, переходя границы, выливается в садомазохизм и эксгибиционизм. Иногда он играет с половыми различиями и с определением пола. Иногда бросает вызов представлениям о табу и о скандальном. Некоторые из самых откровенных сексуальных актов не имеют ничего общего с самим по себе сексом, но скорее связаны с силой, яростью и доминированием. Крайний пример – изнасилование. Более мягкий вариант – поведение рок-звезд, занимающихся мастурбацией прямо на сцене. Обратите внимание: опасность сексуального растления считается у нас социально приемлемой. От многих гетеросексуальных мужчин и женщин я слышала, что тюрьмы они боятся не потому, что она предполагает изоляцию, но потому, что там их могут изнасиловать. У них сложилось такое представление, что тюрьмы существуют для того, чтобы наказывать гетеросексуальных людей гомосексуальным образом – вынуждая их изменить свою сексуальную ориентацию и терпеть ужас бесконечных изнасилований. Однако публичные извращения всегда нацелены на то, чтобы шокировать: если вы хотите продать какому-то человеку компакт-диск или идею, вы должны, прежде всего, привлечь его внимание.