Привычка умертвляет все, притупляет любые ощущения. Нагота настолько привычна, что принимает все более разнузданные формы, чтобы нас возбуждать. И все-таки нас еще можно шокировать, можно, как говорят летчики-испытатели, «вывести за предел». А потом упиваться пикантностью нашего запредельного изумления. Вспомните широко разрекламированную сцену мастурбации в фильме «В постели с Мадонной», которой она занималась прилюдно, на виду у огромного множества потенциальных зрителей и, что, пожалуй, еще существенней, на виду у своего отца. Посмотрев этот фильм, я задумалась о синдроме «плохой девчонки», о потребности совершать ужасные вещи, и, когда на них смотрят сквозь пальцы, находить что-то новенькое, еще более скандальное, в надежде получить некое полное одобрение, но на самом деле спрашивая: «Ну как, вы меня все равно будете любить? Даже и при всех моих пакостях? Да неужели? А теперь?» Выпущенная после фильма книга Мадонны «Эротика» (Erotica) включала в себя сексуально откровенные фотографии.

Чтобы перверсия была эротически возбуждающей, человек должен чувствовать себя так, словно он совершает грех. Надо преступать какие-то моральные нормы; человека должны травмировать или унижать; нужно физически издеваться над ним или низводить его до уровня неодушевленного предмета – туфельки, груди, ножа. Большинство извращений гетеросексуальны; они совершаются мужчинами или для мужчин, использующих женщин как сексуальные объекты. Среди женщин тоже встречаются фетишистки, эксгибиционистки или вуайеристки, но, судя по всему, их немного. Психоаналитик Роберт Столлер, клиническая практика которого была посвящена изучению извращений, беседовал с огромным множеством людей и наблюдал за их поведением (в их числе были и представители племен Новой Гвинеи с их неумеренным интересом к сперме). На основе своей практики он пришел к выводу, что для того, чтобы «превратить скуку в возбуждение, большинству людей нужно добавить к своим фантазиям элемент враждебности». Настойка враждебности действует во время секса отлично. Стоит только легонько шлепнуть по заднице или сделать вид, что собираешься изнасиловать; можно даже слегка связать шарфом запястья. Можно только сделать вид – и этого уже достаточно.

Зачем людям нужны табу (а они почти всегда касаются еды, процессов опорожнения организма, смерти; содержат предписания закрывать половые органы; указывают, с кем надо вступать в брак и где, когда, как и с кем заниматься сексом)? Это тема, на которую можно рассуждать бесконечно. По-видимому, табу созданы для того, чтобы учить нас (особенно молодежь), как надо себя вести без вреда для здоровья или общественно приемлемым образом. Когда-то за соблюдением табу надзирало духовенство. Чувство вины, стыда, страх перед сверхъестественным возмездием – таковы были кары, державшие людей в узде.

Все мы видели двухлетних малышей, со счастливым видом набивающих рот песком. «Брось, это грязь!» – кричат им родители. Однако «грязь» – это оценочное понятие, которое в равной степени применимо и к людям, и к словам, и к идеям, и даже к шуткам. Чем нам так не нравится грязь? В биологическом смысле мы далеко не чисты. Совсем наоборот: наши тела кишат клещами, бактериями и другими микроорганизмами. Почему же нас так беспокоит, когда мы запачканы, замараны, когда мы в грязи? И, учитывая страсть к чистоте, что заставляет некоторых людей – к которым мы испытываем отвращение, называя их «извращенцами», – заниматься копрофилией? В некоторых культурах матери очищали своих младенцев, слизывая с них мочу и кал, как это делают и другие млекопитающие. Балийские матери носят своих младенцев в самодельных матерчатых слингах и часто держат при себе собачек, которым вменяется в обязанность «следить за пеленками», вылизывая ребенка и мать после того, как младенец испачкается. Люди африканской народности масаи пьют коровью кровь, она просто входит в их рацион, индусы употребляют коровью мочу в качестве лекарства, а в некоторых культурах принято украшать свои волосы навозом. По мнению сексолога Джона Мани, где-то глубоко в нашем изначальном генетическом коде сохранилась память о том, что питье мочи и поедание фекалий – это естественная часть поведения, а у отдельных людей – которых мы называем копрофилами – эти представления пересекаются с сексуальностью.

Секс может казаться спонтанным, безыскусным, настоящим, внезапным – когда ощущения воспринимаются нами так ярко и остро, что тело словно кричит: «Эврика!» Однако каждый сексуальный акт, каким бы случайным он ни был, – это запутанная драма, «чисто театральное» произведение, как говорит Столлер, «результат многолетней работы над сценарием, над которым приходится хорошенько потрудиться для того, чтобы он оказался удачным – то есть чтобы он гарантировал возбуждение… а не тревогу, депрессию, чувство вины или скуку». Человек возбуждается тем сильнее, чем сильнее он рискует, – или делает вид, что рискует. Столлер предполагает, что возбуждение возникает только тогда, когда мы видим две противоположные возможности – жизнь/смерть, любовь/ненависть, сила/слабость, контроль/бесконтрольность, успех/крах и так далее – и нам удается между ними лавировать:

Это перекликается с замечанием Оскара Уайльда, что «сущность любви – неопределенность». В конечном счете два полюса, между которыми лавирует человек, – это «риск» и «безопасность». В фантазиях, в порнографии или в перверсиях, говорит Столлер,

Конечно, в возбуждающих фантазиях нет ничего плохого. Они так или иначе действуют на нас целительно, а иногда вдохновляют на приключения, на любовь и на создание произведений искусства. «Большинству из нас, – продолжает Столлер, – неприкрашенная реальность выжгла бы глаза… Кто из покупающих билеты на фильмы про войну купил бы билет и на саму войну?» В сознание проникают сексуальные фантазии, связанные с враждебностью, унижением и причинением вреда, но эмоциональное освещение придает им совсем другой вид. Почему враждебность нуждается в перверсии, чтобы стать сексуально возбуждающей? Потому что перверсия – это «эротическая форма ненависти».

А теперь обратимся к эксгибиционизму. В одном из самых «популярных» своих вариантов он представлен любителями демонстрировать свои «достоинства». Большинство таких эксгибиционистов – мужчины, повторяющие подобные поступки снова и снова, потому что для удовлетворения важнее всего, чтобы их ловили. Как правило, мужчина идет в парк или какое-нибудь другое публичное место, подходит к сидящей на скамейке женщине и резким движением распахивает перед ней плащ, демонстрируя свои гениталии. Женщина вскрикивает и бежит за полицейским. А то, что происходит дальше, проливает определенный свет на мотивы мужчины. Эксгибиционист почти никогда не убегает. Показать женщине свой член – это лишь небольшая часть того, что ему нужно. У его истинной цели – множество аспектов: расстройство и возмущение со стороны женщины; приход полицейского и свидетелей, задыхающихся от потрясения и гнева; унизительный арест; появление на суде; неудобное положение, в которое он ставит своих близких; опасность потерять работу. Таковы ключевые моменты, толкающие эксгибициониста на его поступок. Эксгибиционист – это почти всегда человек с низкой самооценкой, неутешительным мнением о своей сексуальности и глубоким ощущением личной несостоятельности. В своих собственных глазах он – ничтожнейший из мужчин, дефективный член общества, никудышный самец. Потрясая на виду у людей своим членом и вызывая оцепенение, шок и неразбериху, этим он доказывает себе, насколько все-таки значим его пенис – значим настолько, чтобы остановить движение, вызвать у женщины обморок, дать себя арестовать, испортить свою карьеру. Выходит, это чрезвычайно могущественный и влиятельный орган. А если так, то, значит, он и сам – все-таки настоящий мужчина.