В 1891 году, спустя неделю после смерти Маргариты, Джулиенперевез ее личное имущество из Ривербенда в особняк на Первой улице. Наняв двеповозки, чтобы доставить багаж, он погрузил туда многочисленные склянки исосуды, хорошо упакованные в корзины, несколько сундуков с письмами и другимибумагами, около двадцати пяти коробок с книгами, а также еще несколько сундуковс персональными вещами.

Нам известно, что склянки и сосуды исчезли на третьем этажена Первой улице, и мы больше о них не слышали ни от одного свидетеля, жившего вто время.

Тогда же Джулиен устроил себе спальню на третьем этаже, гдеи умер, как рассказывал Ричард Ллуэллин.

Много книг из собрания Маргариты, включая маловразумительныетруды на немецком и французском по черной магии, нашли свое место на полкахбиблиотеки, расположенной на первом этаже.

Мэри-Бет заняла хозяйскую спальню в северном крыле, надбиблиотекой, и с тех пор в этой комнате всегда селилась главная наследницасостояния. Маленькой Белл, слишком юной в то время, чтобы проявить признакислабоумия, отвели спальню напротив, но она в первые годы часто спала вместе сматерью.

Мэри-Бет начала носить изумруд Мэйфейров. Можно сказать, чтоименно в этот период она осознала себя взрослой, осознала себя хозяйкой дома.Во всяком случае, новоорлеанское общество больше стало с ней считаться, и в этоже время появляются первые документы делового характера, на которых стоит ееподпись.

Она часто фотографируется с изумрудом на груди, и многиеобсуждают этот камень, отзываясь о нем с восхищением. На многих фотографиях онаодета в мужской костюм. Десятки свидетелей вслед за Ричардом Ллуэллиномподтверждают пристрастие Мэри-Бет к переодеванию и тот факт, что для нее былообычным делом, переодевшись мужчиной, отправиться куда-то развлекаться вместе сДжулиеном. До замужества Мэри-Бет являлась в таком виде не только в борделиФранцузского квартала, но и на все общественные мероприятия, и даже посещалабалы в красивом мужском фраке.

Хотя подобное поведение шокировало общество, Мэйфейрыпродолжали с помощью личного обаяния и денег прокладывать себе дорогу в высшиеслои. Они щедро одалживали любые суммы тем, кто нуждался в средствах во времяразличных послевоенных депрессий. Они с размахом, почти нарочитым, занималисьблаготворительностью, а имение Ривербенд, которым управлял Клэй Мэйфейр,продолжало из года в год приносить огромные доходы, благодаря обильным урожаямсахарного тростника.

В эти годы Мэри-Бет, видимо, почти не вызывала неприязни удругих. Даже клеветники никогда не отзывались о ней как о злобной или жестокойженщине, хотя в ее адрес часто раздавалась критика, что она холодная, деловая,равнодушная к людским чувствам и манеры у нее мужские.

Несмотря на ее рост и физическую силу, она тем не менее невыглядела мужеподобной. Множество людей называют ее роскошной, а некоторыесчитают красавицей. Такой она и выступает на всех своих фотографиях:соблазнительная фигура в мужском костюме, особенно в ранние годы. АгентыТала-маски не однажды отмечали, что если Стелла, Анта и Дейрдре Мэйфейр – еедочь, внучка и правнучка – были хрупкие «южные красавицы», Мэри-Бет оченьнапоминала ослепительных «неправдоподобных» американских кинозвезд, которыепоявились после ее смерти, особенно Аву Гарднер и Джоан Кроуфорд[17]. Крометого, Мэри-Бет обладала очень сильным сходством на фотографиях с ДженниЧерчилль, знаменитой американской матерью Уинстона Черчилля.

Волосы Мэри-Бет оставались черными как вороново крыло досамой смерти, наступившей в пятьдесят четыре года. Мы не знаем точно, какой унее был рост, но можно предположить, что он достигал примерно пяти футоводиннадцати дюймов. Она никогда не была тяжеловесной, просто ширококостной иочень сильной. Шаги делала широкие. Болезнь, убившую Мэри-Бет, нашли только заполгода до смерти. Она оставалась привлекательной до последних недель, когдаудалилась в свою комнату и больше ее не покидала.

Можно, однако, не сомневаться, что Мэри-Бет не придавалаособого значения своей красоте. Хотя она всегда была хорошо ухожена, а иногдавыглядела просто ошеломительно в бальном платье и мехах, ее ни разу никто неназывал соблазнительной. Те, кто утверждал, что она «неженственная», делалиупор на ее прямолинейность и резкость, а также кажущееся безразличие к своимнеплохим природным данным.

Стоит отметить, что почти все эти качества –прямолинейность, деловой подход ко всему и всем, честность и холодность – позжестали ассоциироваться с ее дочерью Карлоттой Мэйфейр, которая не является иникогда не являлась наследницей легата.

Те, кто любил Мэри-Бет и успешно осуществлял с ней дела,хвалебно отзывались о ней как о «честной даме», щедром человеке, не способноммелочиться. Те, кому не удавалось добиться с ней успеха в делах, называли еебесчувственной и бесчеловечной. Точно так обстояло дело и с Карлоттой Мэйфейр.

Мы еще подробно остановимся на деловых интересах Мэри-Бет иее страсти к удовольствиям. Сейчас будет достаточно сказать, что поначалу оназадавала тон всему происходящему на Первой улице не в меньшей степени, чемДжулиен. Она полностью брала на себя организацию многих званых вечеров, и онаже уговорила Джулиена совершить последнюю поездку в Европу в 1896 году, когдаони с ним объездили все столицы от Мадрида до Лондона.

Мэри-Бет с детства разделяла любовь Джулиена к лошадям ичасто отправлялась на конные прогулки вместе с ним. Они также любили театр ипосещали любые спектакли – от великолепных шекспировских постановок допустяковых пьесок в местных театрах. И оба были страстными любителями оперы.Позже Мэри-Бет почти во всех комнатах расставила патефоны и без конца слушалаоперные пластинки.

Мэри-Бет нравилось жить под одной крышей с большимколичеством людей. Ее интерес к семье не ограничивался вечеринками и торжествами.Напротив, всю жизнь двери ее дома были открыты для приезжих родственников.

По некоторым отдельным рассказам о ее гостеприимстве можносделать предположение, что ей нравилось обладать властью над людьми, нравилосьбыть центром внимания. Но даже в тех историях, где подобные мнения выраженысовершенно буквально, Мэри-Бет предстает как человек, больше заинтересованный вдругих, чем в себе. Полное отсутствие самолюбования или тщеславия в этойженщине продолжает изумлять тех, кто впервые знакомится с данными материалами.Судя по тому, как складывались ее семейные взаимоотношения, она скорее былачеловеком щедрым, нежели стремящимся к власти.